Стальная метель

— Опять? — спросила Сюмерге.

— Не знаю, — сказала Вальда. — А где шаман?

— Я его только что видела…

Шаман стоял возле горящего дома, прижимая к груди бубен, и смотрел в огонь. Дом уже перестали тушить, он догорал, шипел снег, сильно пахло мокрой золой.

— Женщины не должны убивать, — сказал он, не оборачиваясь. — Это против их естества.

— Да, Кавал, — сказала Вальда. — Наверное, не должны. Но иногда приходится.

— Я не о вас, — сказал шаман. — Я о ней.

Он обернулся. Вальда беззвучно ахнула. У Кавала было такое же лицо, как у Сенди — половина от совсем молодого человека, половина от глубокого старика… Это наваждение продолжалось миг-другой, потом черты сравнялись, смешались, как будто перетекли с одной стороны на другую и обратно… И всё равно — если бы Вальда не знала, что шаману нет и двадцати лет, она сочла бы его ровесником себе.

— Мир рушится, — сказал шаман. — Мёртвые плачут, а Камни молчат…

ДОПРОС СУТЕХА, ПЛЕННОГО

Я иду по дороге, которую знаю, по направлению к Острову Праведников. Что это? Это Ра-Сетау. Его южные врата — Наирутеф, северные врата — на холмах Осириса. Что до Острова Праведников — это Абидос. Я вижу: это дорога, по которой шёл Отец мой Атум, когда он шествовал к Полям Иалу. Я достигаю страны Обитателей Горизонта, я выхожу из тайных врат. Что это? Это поля Иалу, рождающие пропитание для богов вокруг наоса. И тайные врата — это дверь возвышения Шу, это дверь в Дуат, это две половинки двери, через которую проходит Атум, шествуя к восточному горизонту неба. О Ра-Атум, владыка Великого Дома, Властелин всех богов, живой, невредимый и здоровый! Избавь Сутеха от этого бога, чье лицо — морда борзой, но чьи брови — человечьи и который живёт жертвами. Он из тех, кто у изгибов озера пламени, кто глотает тела и похищает сердца-хат, кто наносит раны, будучи невидимым. Кто это? Его имя — Губитель Всех Живых. Он существует в бездне, что у озера пламени, что находится между Наирутефом и двором. Каждый, кто ступает в него не очищенным, погибнет от ужаса. Его имя Острый; он — привратник Аменти, его другое имя — Владыка-Своего-Действия…

Мы прибыли под Тир, главный финикийский город в Азии, когда первые попытки штурма провалились и началась осада. Немало кораблей македонского флота остались на скалах вокруг острова, поражённые камнями катапульт и пылающими горшками; в море что ни день происходили схватки между македонскими и финикийскими кораблями, и я не сказал бы, что македонцам сопутствовал успех в этих схватках — торговые суда финикийцев прибывали в порт Тира и отбывали из него почти беспрепятственно.

В день, когда мои отряды подошли и стали лагерем поодаль Старого города, подошли и инженерные части Александра со множеством повозок и строительных механизмов. Я не представлял ещё, что задумал царь. Тир располагался на острове с крутыми скалистыми берегами примерно в четырёх египетских или пяти греческих стадиях от берега. Пролив, конечно, был довольно мелок, местами торчали камни, — но построить мост под непрерывным дождём стрел с городских башен и каменным градом с площадей было совершенно нереально.

На третий или четвёртый день Александр прислал за мной. Когда я подходил к его палатке, украшенной стягом с морским коньком, навстречу мне почти пробежал, не заметив меня, Клит по прозвищу Чёрный, один из ближайших друзей царя, то ли младший брат, то ли сын его кормилицы; в первом успешном сражении с Дарием на речке Граник, которую греки называют Пинар, Клит спас Александра, в последний миг убив уже занёсшего боевой топор Спитридата, сатрапа Лидии, на отряд которого Александр бросился в одиночку… Сейчас Клит был злобен и бешен.

Я осторожно спросил стражей, можно ли мне войти, и получил утвердительный ответ. Отодвинув плотный ковровый полог, защищающий от зимних ветров, я шагнул внутрь.

Царь был один. Он стоял, опёршись на копьё (в недавней битве при Иссе ему глубоко рассекли бедро, и хромота ещё не прошла) и смотрел куда-то мимо меня — вероятно, вслед Клиту. Лицо его было опустошённое. Потом царь наконец увидел, что в палатке ещё кто-то есть.

— Ах, это ты, мой Сутех… Прости, задумался. Хорошо ли ты знаешь окрестности?

— Неплохо, мой Александр. Правда, я не жил здесь, а только воевал.

— Мои инженеры осмотрели ближайшие каменоломни, но они все давным-давно выработаны. Где брали прочный камень, чтобы строить стены Тира?

— Возили по морю из бухты у горы Керем-Эль. Это примерно пять царских атуров на полдень. Там хороший строительный камень. Кроме того, там жгут известь для скрепления швов. И те каменоломни ещё долго не выработаются.

— По морю… — вздохнул Александр. — Пожалуй, это нам не годится.

— Можно и по суше, — сказал я. — Конечно, столько, сколько на кораблях, на повозках не увезти…

— Надо ещё посчитать, — сказал царь. — Видишь ли, я хочу построить дамбу между берегом и островом. Мои инженеры не уверены — если разобрать все дома и развалины Старого города, хватит ли на неё камня. Одни полагают, что хватит, другие — что нет.