Стальная Принцесса (ЛП)

        Я делаю, как он говорит.

        Вдыхаю.

        Задерживаю.

        Выдыхаю.

        Мы проводим, кажется, несколько минут упражняясь.

        — Попытайся представить, что ты спускаешься по лестнице, — говорит он успокаивающим тоном.

        — По лестнице?

        — Да. Каждый шаг вниз подобен выходу из сознания, чтобы достичь твоего подсознания. Можешь представить себе лестницу?

        — Думаю да?

        Мои брови хмурятся, в попытке сосредоточиться на образе.

        — Расслабься, Эльза, — раздается голос доктора Хана напротив. — Это не сработает, если ты будешь напряжена. Как насчет того, чтобы снова сделать глубокий вдох?

        Я могу это сделать.

        Вдох.

        Задержка.

        Выдох.

        В поле зрения появляется лестница. Она черная и мрачная, словно пришедшая прямо из средневековья. Плесень и что-то серое покрывают стены.

        — Я должна увидеть темную лестницу?

        Дрожь пронизывает голос.

        — Это твое подсознание, — говорит он. — Не сопротивляйся ему, а прими. — я сжимаю губы, чтобы они не дрожали. — А теперь сделай шаг вниз.

        Дрожащей ногой я делаю один шаг, но другой ногой не следую.

        Боюсь, что старая лестница исчезнет, и я в конечном итоге провалюсь в темную дыру.

        — Вторую ногу тоже, — убеждает доктор Хан спокойным голосом.

        Я хватаюсь за стену для равновесия, следуя его инструкциям.

        По одной за раз.

        Один черный шаг за другим. Здесь темно, пока идет видение. Я не могу видеть то, что находится за пределами меня, как бы сильно я ни щурилась.

        Я могу это сделать.

        Мне необходимо это сделать.

        — Замедлись и отключись, — доносится низкий голос доктора Хана, как будто из другой комнаты. Это отдаляется с каждым его словом. — Замедлись и отключись... Замедлись и отключись... Полностью отключись.

        Голос доктора Хана исчезает.

        Или это то, что я думаю? Я верю, что он говорит со мной и спрашивает меня о чем-то, и я могла бы ответить, но я ничего не замечаю.

        Я оказываюсь перед деревянной дверью, которая выглядит прямо как в документальных фильмах о Мировой войне. Толкаю ее дрожащими руками.

        Сильный белый свет ослепляет глаза.

        Нет, он не белый. Он... красный.

        Я щурюсь, пытаясь разглядеть что-то за этим. Атмосфера похожа на густой кроваво-красный отблеск. Как те красные комнаты, которые используются в фотографиях.

        Только это не красная комната.

        Нет, это... мой дом.

        Мой дом в Бирмингеме.

        Я стою посреди просторной гостиной с элегантными обоями в цветочек.

        Он такой большой, что по сравнению с ним я кажусь муравьем. Диваны и высокие картины намекают на изысканный вкус.

        Вкус почти как у богатого человека.

        Статуи львов повсюду, рядом с широкой лестницей. По дороге ко входу. Возле высоких французских окон.

        Везде.

        Я содрогаюсь от этой картины.

        Сколько бы я ни моргала, красный цвет не исчезает. Осторожными шагами я подхожу к одному из высоких окон, из которого внутрь проникает красный свет.

        Замираю перед ним. Пахнет чем-то... горящим? Горящей плотью?

        Заглядывая в окно, передо мной открывается большой сад с неухоженными деревьями и увядающими цветами.

        Он тоже красный — если не краснее, чем внутри дома. Даже солнце излучает красный свет.

        Вдалеке поблескивает озеро. Оно тёмное и чернильное. Даже красный свет не заглушается из-за его непроглядной тьмы.

        По спине пробегает дрожь, и я отвожу взгляд в другое место.

        Не хочу смотреть на это озеро.

        Напротив меня на качелях сидит светловолосая женщина. Ее хрупкие бледные руки держат ребенка, который сидит у нее на коленях и раскачивается взад-вперед. Ребенок повернут ко мне спиной и полностью спрятан на коленях женщины, так что я не могу разглядеть.

        Женщина, однако, находится на виду. На ней белое платье, доходящее до колен. Ее бледная кожа и белокурые волосы делают ее похожей на ангела.

        На душераздирающего красивого ангела.

        Она смотрит вдаль с отсутствующим выражением лица. Как будто она вообще ничего не видит.

        Рыдание застревает у меня в горле, и я закрываю звук рукой.

        Ма.

        Это моя мама.

        Я так похожа на нее.

        — М-ма...

        Мой голос срывается, как бы сильно я ни хотела назвать ее по имени.

        Но это еще не все.

        Я также хочу, чтобы она назвала меня по имени в ответ.

        Мой взгляд скользит по ребенку, сидящему у нее на коленях, бережно прижатому к груди.

        Ее платье в горошек доходит до колен. Ее светлые волосы заплетены в аккуратные косы, которые ниспадают ей на спину.

        Мое сердце начинает биться громче, когда ма гладит ее по волосам и говорит что-то, чего я не слышу.

        Это... я?

        Я вижу воспоминание?

        Я открываю окно дрожащими пальцами. Мое сердце бьется так быстро, что грозит искалечить.

        Тук.

        Т-тук.

        Тук...

        В тот момент, когда на меня обрушивается воздух, я борюсь с желанием тошноты.

        В воздухе пахнет чем-то гнилым.

        Я закрываю нос обеими руками и смотрю на маму. Похоже, ее не беспокоит запах, как будто она его не замечает.

        Как она может не замечать? Гнилой воздух такой сильный, как в морге.

        Подождите.

        Как в морге?

        — Тише, малышка, не плачь...

        Нет.

        Ма продолжает гладить маленького ребенка по волосам.

        — Все будет хорошо.

        Нет. Замолчи, мама.

        Я закрываю оба уха руками.

        Это бесполезно.

        Звук продолжает врываться в голову, как неуместная симфония.

        Скрежет ногтей по классной доске.

        Медленное навязчивое бормотание монстров.

        — Тише, малышка.. тише, малышка...