Я резко просыпаюсь, по щекам текут слезы.
Илай.
Илай...
Нет, нет, нет, это неправда.
Илай не сделал этого.
Его не могло не стать.
Тошнота подступает к горлу, и я бегу в ванную. Я падаю коленями на твердые плитки и опорожняю желудок в туалете.
Я остаюсь на месте даже после того, как заканчиваю, переводя дыхание.
Слезы текут по щекам и капают на руки.
— Илай... — я всхлипываю. — Илай это тот, кого не следует называть по имени.
Почему его нельзя называть по имени и почему его больше нет в моей жизни?
Я сжимаю голову руками и бью по ней кулаком снова и снова.
Почему я не могу вспомнить? Почему, черт возьми, я не могу вспомнить?
Мое сердце почти разрывается от сокрушительной волны горя.
Это, как если бы мою грудь разорвали и разрезали на части, и все, что я могу делать, это смотреть.
Точно так же, как я наблюдала, когда Илай вошел в то озеро, а я не могла последовать за ним.
Илай.
Кто, черт возьми, такой Илай и почему я вдруг чувствую, что мне не хватает большой части себя?
— Илай...
Его имя звучит в сдавленном рыдании.
Зуд под кожей впивается в руки и кисти, как иголки. Я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги и снова и снова мою руки.
Я не останавливаюсь даже после того, как кожа становится красной. Я хочу использовать отбеливатель на своих руках.
Но даже это не сделает их чистыми, не так ли?
Я смотрю на свой растрёпанный образ в зеркале. Мои волосы торчат во все стороны, а глаза налиты кровью. Слезы оставляют полосы на бледных щеках.
Это не просто какая-то боль.
Это хроническая боль.
Илай был кем-то важным из моего прошлого, что я стерла его так же, как стерла маму и папу.
Так же, как я стерла все.
— Что с тобой не так? — шепчу я своему отражению. — Почему ты не можешь быть нормальной?
Мне надоело ставить чужое благополучие выше своего собственного. Я пойду к дяде и потребую, чтобы он рассказал мне все, что знает.
Я потребую, чтобы он отвез меня обратно в Бирмингем.
В течение десяти лет я думала, что смогу выжить, не зная своего прошлого.
Но без корней нет будущего. Я навсегда застряну в этом вихре эмоций и пугающих кошмаров.
И горе.
В сокрушительном горе.
Я едва могу дышать, думая об Илае. Дядя должен рассказать мне, кто такой, черт возьми, Илай.
Умывшись и приведя себя в порядок, я надеваю форму. Выходя из своей комнаты, я проверяю телефон, но от Эйдена по-прежнему нет сообщения.
Мое сердце еще глубже погружается в свою полость, но я проглатываю боль. Я выхожу из комнаты с решимостью, бурлящей в венах.
Сегодня я посмотрю в лицо своим страхам.
Сегодня я узнаю все, что тетя и дядя скрывали в течение многих лет.
Это больше не вариант. Сейчас в этом есть необходимость.
Я спускаюсь по ступенькам, глубоко дыша и собирая все мужество, которое у меня есть в костях.
Это первый раз, когда я потребую информации о своём прошлом.
Я рассчитываю на понимание дяди. Будем надеяться, что он не передумает.