Стальная Принцесса (ЛП)

        — Правда. — я оборвала его. Я никогда не перебивала дядю или тетю, но сегодня все по-другому. — И я хочу узнать все остальное.

        — М-милая, — заикается тетя. — Это было очень давно.

        — Бросить меня и маму тоже было давно, тетя?

        Она задыхается, прикрывая рот руками.

        — Я слышала вас на днях.

        Мой голос нейтрален, почти слишком отстранен.

        Не знаю, как говорить каким-либо другим тоном, не срываясь.

        — Вы должны мне объяснить, — говорю я им.

        Глубокий вздох вырывается из груди дяди, когда он отшатывается назад и встаёт рядом с тетей.

        — Скажи ей.

        Тетя касается своего виска дрожащими пальцами.

        — Н-нет.

        — Мы знали, что этот день настанет, Блэр. — дядя сжимает челюсти. — Просто скажи ей уже. Она заслуживает того, чтобы знать.

        — Я сказала «нет», Джексон!

        Я отрываю от нее взгляд и сосредотачиваюсь на дяде.

        — Кто такой Илай?

        Его глаза расширяются, словно я никогда не видела их раньше.

        Как будто у него сердечный приступ.

        — О боже, — голос тети срывается на рыдание.

        Обычно я бы сделала все, чтобы не видеть их такими, но не сегодня.

        Сегодня мне нужны ответы, даже если в процессе мне придется причинить им боль.

        — Мне приснился сон — нет, кошмар — о том, как я схватила его за руку, прежде чем он исчез в озере. — под кожей начинается зуд. — Кто он такой?

        — Это был просто кошмар, милая.

        Тетя даже больше не звучит убедительно.

        — Это никогда не были кошмары, тетя. Боль

и слезы никогда не были кошмарами. Кровь, крики и хныканье никогда не были чертовыми кошмарами!

        — Через что, черт возьми, ты прошла, тыковка?

        Дядя звучит побежденным, полностью и совершенно измученным.

        Через что я прошла?

        Это они должны мне сказать.

        — Я спрашиваю в последний раз, тетя. Кто, черт возьми, такой Илай?

        — Он был твоим братом, — тихо говорит дядя.

        Я так крепко сжимаю ремень рюкзака, что удивляюсь, как он не рвётся.

        — Б-Был?

        — Он умер в том озере, о котором тебе всегда снятся кошмары.

        Как будто кто-то взял нож и вонзил его прямо в мое больное сердце.

        Я истекаю кровью, и никто не может ее остановить.

        — К-как?

        Глаза дяди наполняются сочувствием.

        — Он утонул, тыковка. Ему тогда было всего семь лет, на год старше тебя.

        Нет.

        Илай не может быть мертв. Илай должен быть жив.

        — Ты лжешь, — кричу я.

        Дядя начинает вставать, собираясь, без сомнения, утешить меня, но я поднимаю руку.

        — Нет. Даже близко не подходи. Мне нужно знать, почему это произошло. — я свирепо смотрю на тетю, которая наблюдает за своими туфлями и раскачивается взад-вперед. — Скажи мне, тетя.

        Дядя толкает ее локтем.

        Она вздрагивает, но не поднимает головы.

        — Я любила Эбби. Я действительно, действительно любила ее. Она была застенчивой девушкой, которая всегда принимала то дерьмо, которое наш отец бросал в нашу сторону. Он был сумасшедшим, когда пил, но его состояние ухудшилось после смерти мамы. — она продолжает раскачиваться взад и вперед, выглядя как потерянный щенок вместо альфа-женщины, которой я всегда ее знала. — Мама пошла забрать Эбби с ее урока музыки, и с ними произошел несчастный случай, в результате которого наша мама умерла. Папа вымещал весь свой гнев на нас, особенно на Эбби, так как она была очень похожа на мать. Он говорил ей, двенадцатилетней в то время, что хотел бы, чтобы она умерла вместо мамы. — тетя встречает мой взгляд со слезами на глазах. — Папа был жестоким человеком, Эльзи. Он был порочен и неприступен, будучи пьяным. Я всегда проводила большую часть своего времени на улице, но Эбби была рядом с ним. Она отказывалась отходить от него, даже когда он бил ее, когда избивал нас. После того как я получила стипендию в Кембридже, я умоляла ее поехать со мной, но она отказалась. Я сказала ей, что никогда не вернусь в Бирмингем, в место, которое медленно убивало меня, и к отцу, который задушил меня. Я сказала ей, что, возможно, больше ее не увижу, но она не изменила своего мнения. — она громко сглатывает, словно собирается с духом, чтобы произнести следующие слова. — Затем, год спустя, она прислала мне свадебные фотографии с твоим отцом. Она сказала, что счастлива и хочет, чтобы я была тоже счастлива. Тогда... — она прочищает горло. — Она прислала мне снимки своего первенца, Илая, потом... тебя.

        — И ты все еще не вернулась, — спрашиваю я.

        — Бирмингем стал моей травмой, Эльзи. Как только я въезжаю в него, все, что я помню, это как папа швырнул пепельницу мне в голову, потому что я спрятала его выпивку. — она приподнимает прядь своих рыжих волос, показывая мне поблекший шрам. — Я истекала кровью, пока не подумала, что умру. После выписки из больницы я собрала свои вещи и пообещала больше никогда не возвращаться в Бирмингем.

        — Что тебе известно о браке моих родителей? — я задаю вопрос.

        — Эльзи...

        — Скажи мне, тетя.