Стальная сеть

Сказал начальнику, что побежал его поручения выполнять. А сам узнал, где лучшая баня, и прямиком туда.

Помылся — и к модистке. Магазинчик крохотный, но в центре. На витрине шляпки, платья и всякие финтифлюшки.

Вошёл я, колокольчик над дверью звякнул. Мне навстречу девица выскочила, присела — это так женщины кланяются. Молоденькая, пухленькая, румяная. По здешней моде — красотка. Платьице тёмное, талия в рюмочку, белые кружева вокруг декольте.

— Что желает господин офицер?

Сама улыбается, глазки так и блестят. Но видно, что полицейских здесь не очень-то ждут.

Показал я визитку:

— Мне модистку.

Выплыла хозяйка. Мы таких дам видели в борделе, куда после ограбления ходили. Самый смак по здешним меркам. Пышная, руками не обхватишь. Но солидная. Сразу видно, с ней не забалуешь.

— Добрый день, господин офицер. Простите, не разобрала ваших чинов. Вы новенький?

Хм, а эта не боится ни чуточки.

— Я от Генриетты, — отвечаю.

Улыбка у неё тут же другая стала.

— Так вам нужен фрак? Сию минуту!

Закрутились вокруг меня дамочки. Провели за портьеру. Ещё девчонки прибежали, стали помогать.

Притащили мне фрак, рубашку, панталоны, штиблеты какие-то дурацкие. Галстуком чуть не удавили. Блин, чтоб я ещё раз пришёл в модный салон... Да ни за что. Мученье одно.

Девчонки вокруг щебечут:

— Ах, как вы стройны, господин офицер! Прелестно! Очаровательно! Как вам идёт этот фрак!

Хозяйка салона даже запонки мне принесла и своей рукой на манжеты прицепила. «Не стесняйтесь, молодой человек, мы порядочное заведение, у нас многие приличные господа одеваются. Запонки от ювелирного дома, золото лучшей пробы»...

Тут же меня причесали и одеколоном побрызгали. За счёт заведения.

Хозяйка руками повела, сама улыбается:

— Прошу к зеркалу, молодой господин. Чудо как хорошо!

И зеркало мне тащат — во весь рост.

Глянул на себя, не узнал поначалу — красавчик. Хоть на свадебный торт втыкай.

Девицы стоят вокруг, ахают, ручки к декольте прижимают.

— Ах, ах, хоть сейчас под венец!

Тьфу.

— Сколько с меня? — спрашиваю.

Хозяйка девиц одним взмахом руки за дверь отправила. Говорит:

— Нисколько, господин офицер.

Стал я спорить, а она:

— Друзьям госпожи Генриетты у нас всегда рады.

Тут я себя альфонсом почувствовал. Это такие мужики, что за женский счёт живут.

Хозяйка моё лицо увидала, улыбочка у ней усохла.

— Ах, какая я неловкая, вечно скажу невпопад. Уж сколько за глупость свою страдаю! Я сказать хотела — вы в первый раз у нас. По первости клиенту надо цену дать самую малую, примета такая. Чтоб дела шли успешно. А господ, что под рукой Ивана Витальевича служат, мы особенно уважаем. Ежели сомневаетесь, я на ваш счёт запишу, отдадите, как сможете...

Короче, вышел я от модисток весь красивый и злой. Взял лихача и покатил с ветерком. Гулять так гулять.

***

Театр светится огнями, ко входу народ на колясках подкатывает. Из колясок дамы в шубках выбираются, с ними господа важные. Но и попроще народ толпится, эти на галёрку бегут.

Шумно, весело.

Мы с Генриеттой под ручку прогуливаемся, она с веером, я с программкой и лорнетом. Это театральный бинокль на ручке. Лорнеты напрокат выдают, за денежку малую.

Я думал, девушка моя расфуфыренная придёт, но нет. Вся из себя скромная, но как говорится — шило в мешке не утаишь, а красоту ничем не замажешь. Иду с Генриеттой под ручку и вижу — встречные мужики мне завидуют.

Я ей:

— А что дружок твой богатенький тебя по театрам не водит?

Генриетта усмехается:

— Разве можно, это ж скандал какой. Он человек женатый, с положением. А к вам не приревнует, он ревнует только к равным.

Меня аж зло взяло.

— В смысле — к равным?

Она, спокойно так:

— Ах, мой друг, не сердитесь. По деньгам вы ему не ровня. А мой покровитель знает, что я только за деньги с мужчинами встречаюсь.

— Видно, не всё он знает, — говорю.

Фыркнула она, по руке мне веером похлопала и не сказала ничего. Понимай как знаешь.

Хотел я у неё узнать, где Альвиния, но не вышло. Говорит, пришла, письмо написала, и ушла. Куда — неизвестно. Вот и думай. Может, её уже и на свете нет. Утопилась в пруду, или в колодец бросили девчонку. Перед этим горло перехватив — чтоб лишнего не болтала. Я уже всякого передумал, пока по театру болтался.

— Как хорошо, что я вас встретила, — шепчет Генриетта. — Видите, вон там дама? Та, в лиловом платье? Это вдова банкира. Муженёк ещё остыть не успел, а она с молодыми офицерами его состояние спускает на скачках да в ресторанах.

Поглядел я — дамочка в тёмно-синем платье, страшная как атомная война. Может, это лиловое, не знаю.

— И что?

— Улыбнитесь мне, поскорее. О, как она завидует! Вы здесь сегодня самый шикарный кавалер.

Смотрю, Генриетта моя аж лопается от счастья. Вот они, женщины...

— Здесь много таких, у кого мужья на вокзале при взрыве погибли, — шепчет Генриетта, а сама улыбается, будто мы с ней шутим. — Радуются наследству.

— Не все, — отвечаю. — Я видел.

— Ах, вы же там были. Как мне повезло, что мой-то жив остался. Тоже ведь должен был. Он дома сказал, что по делам на карьер поехал, там и заночует. И что на вокзал пойдёт оттуда.

— Повезло, — отвечаю.