— Подожди, офицер. Мне управляющий клялся, что пропажа после взрыва случилась. Я же тебя просто послал убедиться. Чтобы ты как сыскарь своим глазом посмотрел. Что вины нашей нет...
— Врёт. Динамит мог раньше пропасть.
Алексеев выпрямился, лицо застыло. Взял со стола колокольчик, позвонил. Приказал слуге:
— Ерошку, Федьку сюда. Управляющего Кузьму сюда. Как войдут — никого не впускать.
Слуга исполнять кинулся.
Вошли двое громил. Кто из них Ерошка, а кто Федька, не знаю. Но драться я бы ними не стал. Ни с Ерошкой, ни с Федькой.
Привели управляющего.
Управляющий хозяина увидел, в ноги кинулся.
— Евгений Харитонович, не погубите! Не со зла, по глупости!
И всё такое, жалостное.
Алексеев одним махом его успокоил. Только кашлянул, тот и замолчал сразу.
— Присядь-ка, Кузьма, — сказал Алексеев. Сам встал и давай по кабинету ходить.
Ходит, бородку теребит. Кузьма за ним глазами водит, а сам всё багровеет.
— Кто знает, что динамит раньше двадцатого выдавали? — хозяин спрашивает.
— Неправда это, не выдавали! — Кузьма хрипит фальцетом.
— Сам видел?
Управляющий затрясся, лицо платком утирает.
— Что молчишь? Не видел? — Алексеев над ним навис, глазами сверлит.
— Бес попутал, не было меня в тот день... У Настасьи гостил, до вечера. В ночь вернулся.
— Кто при ключах был?
— Семён, бухгалтер. Да он не мог! Человек верный. Если что — сказал бы.
Алексеев книгой ему в лицо тыкнул:
— А сказал тебе Семён, что подчистки делал?
— Сказал, что два ящика пустые пришли. Что песок в них да камни. Сказал, поправил запись. Чтоб подумали — динамит выдавали после вокзала... Что до того никто не входил, не смотрел...
— Мне донесли, что Лизонька приезжала, с кавалером.
— Да разве Лизонька опасна? — аж застонал управляющий. — Это же Лиза, Лизавета Ивановна, она вам заместо дочки! Да ещё Тосик с ней был, он же свой...
Алексеев зубы сжал, помолчал секунду. Бросил:
— Кто ещё знает?
— Мастер знает, что работами заведует... Да только он уже не скажет ничего. Помер мастер. Спьяну упал, да на камни. Голову разбил до смерти.
— Это же каторжный у вас разбился до смерти.
— Каторжный по-другому помер. Мы бумаги поменяли, для отчётности. Каторжный кому нужен? А тут мастер... Вот и сделали, взяли грех...
— Значит, никто, — Алексеев остановился, бородку поскрёб. — Да, услужил ты мне, Кузьма. Дело твоё плохо. Не миновать тебе каторги, Кузьма. А может, и плаха тебя ждёт. Дело-то государственное...
— Не погубите, господин! Детки малые, жена, сиротами останутся... Не погубите!..
— Ладно, человек ты верный, служил долго, помогу тебе. Так и быть.
Алексеев покопался в бумагах, достал чистый лист. Придвинул по столу чернильницу. Велел:
— Бери перо, пиши.
— Что писать, хозяин?
— Пиши... Дорогая моя супруга, пишу тебе в последнюю минуту перед разлукой. Каюсь, что не по злому умыслу, а единственно от недомыслия... недомыслия и желания добыть тебе и деткам нашим достойную жизнь...
— Господин Алексеев, почто же мне говорить такое?
— Пиши, не сомневайся. Жене скажешь, что проворовался по глупости. Что сбежал, чтобы не поймали тебя.
— Да как же...
— Лучше вором быть, чем убийцей государева человека. Понял, Кузьма? Бежать тебе надо. Укроешься пока что у меня в особняке за городом. Я тебе документы выправлю на другое имя. Поживёшь смирно, пока всё не затихнет. А там, глядишь, и жена к тебе приедет.
Управляющий немного отдышался, говорит:
— А что же супругу мою тревожить? Сбежал так сбежал. Можно ли мне, раз такое дело, Настасью привести? Она молодая, ей полегче в бегах будет...
Алексеев хмыкнул:
— Ну что же, можно и Настасью. Пиши дальше. А ежели про меня что дурное говорить будут, так ты не верь. Всё, что сделано, сотворил я сам, единственно ради вас. Деньги, что я выручил, передаст вам мой верный человек, бухгалтер Семён...
Сижу я, смотрю — управляющий пишет старается, пером по бумаге скребёт. Ой, думаю, нечисто что-то. Да и Кузьма не очень доволен, судя по виду. Но пишет — деваться ему некуда.
— Написал? — спрашивает Алексеев.
— Написал, всё как вы сказали, — говорит управляющий.
Алексеев бумагу у него из рук взял, пробежал глазами. Кивнул.
— Молодец. Ну что же, Кузьма. Пора тебе в путь-дорожку. Не поминай лихом...
В ту же секунду за спиной управляющего возник один из амбалов. Может, Федька, может, Ерошка. Накинул на шею управляющего шарф и давай душить. Управляющий забился, ногами задёргал, но куда там.
Я вскочил было, но другой амбал, Ерошка или Федька, вперёд вышел, заслонил их собой. Не обойдёшь.
— Не дёргайся, ваше благородие, — сказал амбал. — Не пущу. Себе хуже сделаешь, да не поможешь.
И вижу — правду говорит. Не помогу. Пока с амбалом этим драться буду, другой Кузьму придушит. Да и, судя по звукам, уже придушил.
И точно. Амбал отошёл в сторонку, я посмотрел. Управляющий на полу валяется, мертвее некуда. А Ерошка или Федька, убийца его, даже не вспотел. Шарф встряхнул и на тело Кузьмы бросил.
Господин Алексеев бумажку с запиской управляющего бережно сложил, в карман засунул. Скомандовал: