Так, здесь стол поставлю, в него бумажки буду складывать и улики по делу. А то прошлый раз отдал улики — как в чёрную дыру бросил.
Метнулся ещё раз к Бургачёву. Тот уже стоит на крыльце, перчатки натягивает.
— Некогда! — бросил мне через плечо.
— Ваше благородие, — тороплюсь, — верните мне значок. Мне работать, а я в шинели без петлиц, без знаков различия. Непорядок!
— Значок ваш с нашивками в сейфе Василия Викентьевича, — отрезал Бургачёв. — Ключ у него. Никак не могу открыть.
И зашагал к пролётке.
Ёлки зелёные! Как быть-то!
Метнулся обратно в участок, смотрю — в буфетном уголке, у самовара, пожилой пристав сидит. Чай хлебает из блюдца. Лицо красное, потное, видно — устал.
Шлёпнулся я рядом на лавку. Он говорит:
— Что, запыхался, малой?
Вспомнил я, как он меня тогда, при ограблении «Красного шара», отпустил. Спиной повернулся, будто не видит. Знал, наверное, что я под прикрытием. Шеф тогда не всем сказал, только Бургачёву, а может, и паре приставов — чтоб не ловили зря.
— Значок мне нужен, погоны, — отвечаю, — а Бургачёв сейф не открывает. Не могу, говорит...
— Так он и не откроет, — пристав усмехнулся. — Его благородие без приказа шагу не ступит. А уж в сейф к его высокородию заглянуть... э-э, брат!
— Что же делать? У меня задание. Куда я без знаков различия?
Задумался пристав. Допил чай, усы расправил, говорит:
— Ладно. Раз такое дело...
Сунул руку за пазуху, вынул свёрнутый клетчатый платок. Развернул на ладони. Смотрю, а в платке значок лежит полицейский. Не новый, потёртый весь.
— Вот, — говорит пристав, — бери. Потом вернёшь.
— Можно?
— Его хозяину уже без надобности. Помер Степаныч, от удара скончался. Хотел вдове его отдать, на память. Ну да ничего, подождёт Зинаида, тебе нужнее.
— Спасибо, — говорю. — Выручили.
— А ты что же, никак взрывателей этих ловить будешь?
— Буду. Пока не поймаю.
Покачал он головой, встал, фуражку на лоб надвинул.
— Ну тогда удачи тебе, малой. Выживешь — генералом будешь.
Глянул на меня как-то странно, развернулся и ушёл.
Глава 3
— Ваше благородие, ваше благородие! Вставайте, ваше благородие!
— Вас ждут великие дела... — пробормотал я, не открывая глаз.
Тут меня прямо подбросило. Что, опять?!
Подскочил, смотрю — нет. Не вокзал, и взрыва никакого нету. Лежу на лавке в полицейском участке.
Как меня сморило, сам не знаю. Помню только, что сидел возле самовара. Потом пошёл у старика-полицейского, что буфетом заведовал, ниток с иголкой попросить. У меня же на шинели дыра, руку можно просунуть. Тот гад-шофёр, оборотень в погонах, шинель палашом раскромсал — прямо на мне.
Помню, присел я на лавку, старичок-полицейский мне чаю налил, а сам за нитками пошёл. Выпил я кипяточку... дальше не помню. Как выключили.
Надо мной какой-то чувак стоит, тормошит меня. Протёр я глаза хорошенько, вижу, форма у него не полицейская, а военная. Вроде пехота, и сам не то прапор, не то ещё ниже — не разбираюсь я.
— Ты кто? — говорю. Сел на лавке, лицо тру. Эк меня разморило. Да что удивляться, сутки на ногах.
— Подпрапорщик пехотного полка Александр Кошкин! — отчеканил чувак. — Прислан в распоряжение господина Дмитрия Найдёнова!
Поднялся я, с меня шинель свалилась. Это я под ней спал. Поднял, вижу — дырка зашита и значок прицеплен, как полагается.
Набросил я шинель, сказал:
— Стажёр сыскной части Дмитрий Найдёнов. Временно исполняю обязанности офицера по особым поручениям при его высокородии господине полицмейстере.
Кошкин глянул с удивлением. Отчеканил:
— Направлен в ваше распоряжение, господин стажёр!
О как. Это Бургачёв по моей бумажке подмогу прислал. Быстро.
— Ты... вы один, подпрапорщик?
— Никак нет. Со мной двое — рядовой Банник и рядовой Шнитке.
Глянул я внимательнее на этого подпрапорщика. Лет ему с виду как мне. А вот на «ты» с ним говорить резко расхотелось. Не потому, что я вроде как начальник над ним. И не потому, что он лоб здоровый, выше меня и в плечах шире. Хотел ему сказать: давай на ты, одно дело делаем! Но нет. В лице у него что-то такое — шутить не хочется.
Ладно. Говорю:
— Отлично, подпрапорщик. За дело!
***
Пока я на лавочке в отключке сонной прохлаждался, оказалось, все поднялись по свистку его благородия Бургачёва. По участку как метлой прошлись — никого. Один старичок-полицейский возле самовара сидит, свежую газету читает.
— Можно глянуть? — говорю.
Старичок кивнул, я листок взял. Заголовок на полстраницы: «Ужас на станции!»
И понизу крупным шрифтом — «диверсия или случайность?!»
Ого, журналисты подсуетились...