Стальное крыло ангела

Самое время просить прощения, ничего не скажешь. Она опомнилась, побежала за скалу. А я метнулся влево, пока еще не имея плана действий, перемахнул канаву с «постаревшими» бытовыми отходами (утонуть в такой – крайнее удовольствие) и словно таран вонзился в кустарник.

Руки защитили голову, острая ветка, словно клык, вонзилась под ребро – дыхание сперло. Ничего смертельного, я рухнул тут же, зарылся в какое-то дерьмо – гадкое на ощупь и запах. Кобура под мышкой обычно не мешалась, но сегодня давила и резала, впиваясь в мягкие ткани.

Сколько прошло секунд? Не больше десяти. Зырычал «Ситроен», вылетая из-за горки. Его смахнуло, словно оплеухой, с дороги, он запрыгал по кочкам и едва не врубился в мой многострадальный «Субару».

Распахнулись двери, выскочили двое, присели за открытыми дверями и стали озираться. У обоих пистолеты Макарова, явно не впервые в руках. Одеты неброско – жилетки, серые джемперы. Один был в мятой бейсболке, у второго поблескивала на макушке вспотевшая лысина. Не юнцы, не шпана, обоим под сорок, солидные дяди.

Я молчал, не выдавая своего присутствия. Что, интересно, будут делать?

Они сидели за дверьми, настороженно осматривались. Потом привстали, выставив пистолеты. Я мог бы пристрелить их, если бы не ветки. Одного бы точно пристрелил.

Лысый в команде был старший. Он что-то прошипел подчиненному, махнул стволом. Тип в бейсболке отделился от машины, перебежал к фундаменту, сел на корточки и стал ждать дальнейших указаний. Плешивый кусал губы. Ситуация паршивая – они сами могли находиться под прицелом. Но это не повод бросать работу. У него был пристальный въедливый взгляд, он скользил по кустам, задержался на канаве с мусором. Хорошо, что было сухо, следы не отпечатались. Сомневаюсь, что я им нужен живым. А вот я бы взял одного в качестве «языка»…

Однако мыслили эти парни прямолинейно. Если не стреляет, значит, сбежал. Подобный ход рассуждений меня устраивал.

Плешивый облизнул губы, что-то бросил товарищу. Тот вроде засомневался, но пришлось подчиниться. Он вприсядку перебрался на фундамент незавершенного строительства, подобрался к ржавой металлической лестнице, свисающей с третьего этажа. Обернулся на лысого – правильно ли понял? Тот нетерпеливо махнул стволом – действуй!

Решили с высоты засечь беглецов? Решение правильное, если бы мы действительно сбежали. С верхотуры можно многое увидеть.

Он лез, закусив губу, осторожно переставлял ноги. Лестница проржавела, но пока не сыпалась. Руки несчастного испачкала ржавчина. Он лез быстрее, подгоняемый окриками, миновал второй этаж, влетел на третий.

– Шкиряк, я бабу вижу! – возбужденно завопил он. – Она тут, за скалой!

Я скрипнул зубами. Кто мешал убежать подальше и спрятаться поглубже? Плешивый выругался.

– Мужик где, кретин? С ней? – Он проворно развернулся, выбросил руку с пистолетом.

– Непонятно, Шкиряк… Она меня тоже засекла, пятится, сучка. Сейчас я ее сниму…

Что произошло дальше, я и сам не понял. Что-то хрустнуло на краю бетонной плиты – не туда наступил, когда прицеливался. Бетон от старости, дождей и ветров тоже изнашивается. Образовалась трещина, отвалился кусок, нога застряла во вскрывшихся прутьях арматуры.

Он испуганно вскрикнул, замахал руками. Схватиться оказалось не за что или не успел – мужик сорвался вниз! Загудела, затряслась и стала рваться лестница. Он хряпнулся о край плиты на втором этаже, отскочил от нее, словно мячик, упал на выступающий край фундамента, но и здесь по инерции скатился, рухнул на землю.

Это было неожиданно… но кто бы возражал? Я подался вперед, вытянул шею. Плешивый плевался матерками. Напарник хрипел, царапал ногтями землю. Из распоротого бока толчками выплескивалась кровь. Он пытался подняться, но в итоге только выгнул спину и снова растянулся. Под ним уже расплывалась лужа.

Плешивый перебежал к нему, опустился на колено, ухитряясь при этом смотреть по сторонам. Он что-то спрашивал, ощупывал пострадавшего, тот не мог отвечать – только тужился, и в итоге кровь пошла горлом. Плешивый стиснул зубы, лихорадочно раздумывал. Решение созрело – и я ему ничуть не удивился.

Он приставил ствол ко лбу раненого, сам подался прочь на длину отставленной руки, отвернулся. Сообщник дергался, мычал, махал рукой – видно, его чем-то не устроил выбор товарища. Выстрел встряхнул кустарник, взлетели птицы, прячущиеся в ветках. Местность безлюдная, вряд ли посторонние слышали шум. С точки зрения целесообразности он поступил, конечно, правильно…

Лысый кряхтел, затаскивая тело в кустарник, а я в это время подползал, гусиными шажками форсируя канаву.

Он выбрался из кустарника, отряхивая ладони, физиономия выражала крайнюю злость: «клиента» потерял, напарника потерял… Впрочем, поправка – клиента он еще не потерял!

Лысый вылез на открытое место, дернул головой, следуя боковому зрению, оскалился, заблестели глаза. Но вскинуть руку с пистолетом он уже не успевал, я налетел, как коршун, и мы оба покатились по клочку иссушенной почвы. Он бешено ругался, извивался, как червь. Его пистолет откатился в кусты, свой я даже не доставал – достаточно одного трупа.