– Да как-то не очень, – призналась она, – Кончились дни отгула. Я уеду, буду работать… если не уволят, конечно, в свете известных событий.
– Не уволят, – уверил я. – Во-первых, события неизвестные, во-вторых, руководству твоего канала отправлена петиция с просьбой поощрить находчивую и мужественную журналистку, спасшую от смерти целого майора ФСБ, у которого есть реальные шансы через восемь-девять лет стать подполковником. Также руководству убедительно рекомендовали не ассоциировать с твоей персоной некоего господина Кащеева, к проступку которого ты не имеешь отношения. В-третьих, у нас еще целая ночь…
– Я буду просыпаться каждый час и думать: вот нам осталось шесть часов, вот пять, вот четыре… Что с твоим товарищем? Ну, с тем, ты понял…
– Ничего хорошего, – вздохнул я. – Хотя как сказать. Если все вывернуть наизнанку, может, и неплохо. В тюрьму не посадят, в психушку не запрут. Уедет в Кемерово, будет жить спокойной жизнью. Может, найдет себе кого-нибудь…
– Что у него в голове?
– Это невозможно представить, что там окопалось, когда рванет и рванет ли… Органы в Кузбассе уже работают, выходят на след испарившегося медцентра, от имени которого трудился этот «практикующий» психолог. Уже известно, что пара ниточек ведет в Великобританию – не самую дружественную для нас страну.
– Можно мне об этом написать?
– Можно, – подумав, допустил я. – Лет пять, конечно, отсидишь, но разве это препятствие для настоящего журналиста?
– А книгу можно написать? – Ее глаза лукаво заискрились.
– Тоже можно. Но не забывай, что права на эту историю у меня, и придется их выкупать за очень большие деньги.
– Фу, какой же ты… – Она обняла меня за шею, прижала к себе мою не очень старательно выбритую щеку. – Скажи, Томилин, у нас с тобой может что-нибудь получиться?
– Обязано, – буркнул я. – Нам надо вместе пожить. Не знаю, как, и где, и когда, но надо.
– Но ты всегда на работе.
– Ты тоже всегда на работе.
– Ладно, выживем… – Она отстранилась от меня, стала натягивать шорты.
За развалами бетонных плит ждала машина. У нас осталась последняя ночь в моей холостяцкой берлоге. А что потом? Впору сложить пальцы крестиком, чтобы удача не отвернулась.