Стальной остров

Глупо? Уж как есть, не страннее моржей, вырывающих оборонительные сооружения для лежбища. Да и… Север же. На Севере все иначе, это Макар понял давно, сам по себе и с подачи Семецкого. Тот, как оказалось, любил до войны и перед экспедицией, почитать-запомнить сказки с байками местных народов.

В Седну, Мать Вод, Макар был готов поверить хоть прямо сейчас. А уж перед отправкой на «Енисее», если случится такая, хоть жертву принести, хоть помощи попросить. Что тут говорить о душах исполинов, выбрасывающихся на каменистый пляж его острова-дома?

Ерунда какая-то… Макар выругался, оглядываясь. Что за дурь в голову лезет? Банка где, есть тут банка?! И чуть истерически не рассмеялся, увидев давно забытое.

Ту самую жестянку, которую двадцать лен назад они использовали для приманивания их первого медведя. Они ее тогда еще завалили камнями вместе с барахлом, а когда вернулись, там уже вовсю хозяйничали хитрые песцы. Барахло звери растащили по округе, подрали, обгадили, а банка лежала себе и лежала бы. Только идиоты с пушистыми шубами откатили ту к берегу, а кто-то из молоденьких моржей, уже тогда сильно кучковавшихся тут, решил пробить ее бивнем. Бывает такое? Бывает. Бивень даже обломился, но дело сделал, застряв в жести и выпустив на свободу сколько-то комбижира, явно подпорченного, раз не смерзся.

Макар лично отправил ее в долгий путь по морю. И вот, нате-получите, лежит на бережку и темнеет боком.

Он вскрыл ее полностью, удивившись почти чистой изнанке, оглянулся еще раз, выискивая опасность, и побежал. Побежал как можно быстрее, стараясь успеть, хотя и не понимая – куда и зачем. Ведь подозрения не всегда правильны, а интуиция тоже может подвести. Но Макар бежал, пусть до Деда и странной находки вроде бы всего ничего.

– Ох и балбес ты, Макарушка-дурачок, – Васильев кхекнул, разглядывая хреновину в его руках. – И как мы с тобой ее понесем, учитывая непонятную фиговину, творящуюся вокруг?

– А ты не переживай, пенсионер, – Макар подмигнул, – у меня с собой всегда ремешки и веревка есть.

– Ты смотри, че, прямо Вамирэх, лучший охотник и боец с пещерными львами.

– Кто?!

– О, да я тебя удивил, впору порадоваться. Плети давай свою снасть, говорю, Робинзон Крузо.

Про Робинзона Макар знал хорошо, книги в библиотеке станции были в основном правильные и научные, но и про пережившего кораблекрушение моряка присутствовала. Он ее даже любил и чуть завидовал Робинзону, оказавшемуся посреди тропиков и спокойно каждый год делавшего изюм. Эх!

На раз-два-три сделать не получится, но нужные узлы и натянутые ремни Макар сделал быстро. Жестянка оказалась удобной, особенно если повесить ее за спину.

– Надо будет горло у банки закрыть и примотать, – Васильев нехорошо косился на нарост, снова впавший в спячку. – Придется капюшон отрезать.

– Ну в баню! – возмутился Макар. – Потом его заново пришивай. Мне проще кусок рубахи отрезать. Всяко проще ее сшить, чем капюшон приделать.

Васильев кивнул, соглашаясь, и зачерпнул воды. Взял копье, примерился к грибо-шишке на чудо-тюлене. Макар, как мог быстро, скинул парку и, выправив наружу, резанул рубаху по подолу. Мягкая тонкая кожа подалась быстро.

– Ты посмотри! – Васильев, щурясь, сплюнул. – Натурально, паразит какой-то.

За вырезанным наростом, исчезая в темной плоти, тянулись длинные липкие нити, тонкие и прочные. Порвать их у Деда никак не получалось, пока не накрутил их на острие и не рванул как следует. В жестянку они запихивали эту дрянь вдвоем. Плюхнувшись в воду, шишка с клубком странных щупалец ушла на дно и не отсвечивала.

– Может, черви? – Макар вопросительно глянул на Деда.

– Может, – Васильев оглянулся. – Блядь, что ж так тревожно, а?

Да. Тревога никуда не уходила, прячась в воющих вслед ветру камнях.

– Пошли. Ты первый, я прикрываю, – Васильев, скинув перчатки в воду, туда же отправил копье. – Ну его, в самом деле, на всякий случай. И нож туда же давай.

Макар послушался. Ощущение чьих-то глаз, следящих за ними, не отпускало. И домой они шли как можно быстрее.

Можно ли прятаться на их острове? Если прячущийся, конечно, не лемминг?

Можно, да еще как. Природа старательно дарила своим деткам всякие умения со сноровками, а война подкинула еще больше. Особенно тем, кто приходил с моря, страшным, неожиданным и странным. Как умки, как моржи, как виденные порой косатки, ставшие немного больше, чуть хитрее и слегка умнее. Всех этих отличий хватало, да так, что успевай удивляться. Хорошо, хоть касатки на сушу не стали выбираться, а то совсем крандец.

Серое, черное и белое. И все клятые оттенки этих самых трех цветов, когда серое казалось, по очереди, асфальтом и пылью, черное неожиданно становилось бездонным, а в белое вклинивались зелень, голубизна и розово-красное. И желтое, если белизна вдруг взрывалась подкрадывающимся умкой, весом под тонну, злющим и голодным. На острове, в скудной палитре цветов, запахов и звуков, прятались огромные медведи. Так что думать о неизвестном существе?