Стальной пляж

А на мою наполовину построенную хижину целый день отбрасывала тень кокосовая пальма. Она никогда не росла там раньше и исчезла только ночью.

* * *

Фонарь, который я прихватил с собой, давал не слишком много света. Яркий луч в темноте мог раздразнить стадо, поэтому Калли снабжала своих подручных древними коптилками на чадящем масле, вытопленном из жира рептилий. Так что мне было достаточно светло, чтобы не спотыкаться о корни деревьев, но недостаточно, чтобы видеть далеко впереди себя. И, разумеется, когда смотришь на свет, сумеречное зрение отказывает. Я уговаривал себя не смотреть на огонек, но капризный фитиль неожиданно с треском плевался маслом, я машинально бросал на него взгляд — и приходилось останавливаться, чтобы дождаться, когда глаза снова привыкнут к темноте. Так что, когда на моем пути впервые попалось необычное дерево, я поначалу не понял, что это такое. Дотронулся до ствола, почувствовал, что он теплый, и только тогда сообразил, что наткнулся на заднюю ногу бронтозавра. Я поспешно отступил. Эти зверюги неповоротливы и легко срываются в паническое бегство, если их напугать. А если вам когда-нибудь случалось в городском парке получить неприятный сюрприз с неба от какого-нибудь голубя — вам отнюдь не захочется проверять, что может с вами случиться поблизости от задних ног бронтозавра. Поверьте мне, я сужу по собственному горькому опыту.

Я еще долго с осторожностью пробирался по лесу из шершавых и теплых стволов, пока не заметил в черной пустоте впереди маленький костер. Вокруг огня сидели три фигуры, две рядышком, одна — Калли — напротив них. Чуть поодаль я смутно различил громоздкие тени дюжины бронтозавров. Они выделялись в ночи более темными силуэтами, мирно жевали жвачку и время от времени раскатисто пердели. Я подошел к костру медленно, чтобы никого не испугать, и все равно удивил Калли своим внезапным появлением. Она с тревогой посмотрела вверх, затем похлопала по земле рядом с собой, приложила палец к губам и снова обратила испытующий взгляд на оппонентов, казавшихся оранжевыми в дрожащем отсвете танцующих огненных языков.

Я так и не решил, когда Дэвид Земля выглядел более устрашающим — в подобной ночной обстановке или при ярком дневном свете. Ибо напротив меня в позе лотоса сидел он, собственной персоной, Представитель Млекопитающих, ходячий и говорящий побудительный мотив к покупке лекарств от сенной лихорадки. У Калли как раз была аллергия то ли на этого человека, то ли на его биосферу, и хотя вылечиться было бы просто и дешево, она лелеяла свою болезнь, дорожила ей и с неподдельной радостью переносила каждый чих и каждое шмыганье носом, как лишний повод ненавидеть Дэвида. Она ненавидела его еще до моего рождения, но раз в пять лет была вынуждена принимать его у себя на ферме — и перед каждым его визитом ощущала то же самое, что, должно быть, чувствовали люди перед удалением зуба в ту пору, когда обезболивающее еще не изобрели.

Дэвид кивнул мне, и я кивнул в ответ. Мы оба сочли это достаточной мерой общения. Мы с Калли по-разному смотрим на многие вещи, но неизменно сходимся во мнениях по поводу Дэвида Земли и всех землистов.

Дэвид был крупным мужчиной, почти таким же высоким, как Бренда, но куда массивнее. Шевелюра его была длинной, зеленой и неухоженной — неухоженной по крайне серьезной причине: состояла она на самом деле не из волос, а из особого сорта травы, приспособленной путем генной инженерии к паразитированию на человеческой коже. Подробности выращивания подобной травы мне неизвестны, и интересовался я ими не больше, чем брачным поведением жаб. Технология включала в себя утолщение скальпа, и в ней каким-то образом использовалась почва: когда Дэвид чесал голову, из-под пальцев дождем летела грязь. Я не знаю, как почва крепилась к его голове, в специальных мешочках или слоем поверх кожи, и не имею понятия о взаимодействии кровеносной и корневой систем. Да и не горю желанием узнать, увольте! Помню только, в детстве мне было любопытно, вносит ли Дэвид по утрам компост в сельскохозяйственное великолепие на своей макушке.

У него были две большие груди — как у большинства землистов, вне зависимости от пола. На их верхних склонах тоже зеленела растительность. Многие из этих грудных растений цвели или плодоносили. Интересно, приходилось ли Дэвиду окапывать по кругу свои бюст-сады для предотвращения эрозии плодородной почвы?.. Он заметил, куда я смотрю, сорвал где-то в своей чаще яблочко, размером не больше виноградины, и отправил в рот.