Стальной пляж

Что можно сказать об остальном его теле? На спине, руках и ногах у него росла шерсть. Не человеческие волосы, а именно мех животных, этакое безумное лоскутное одеяло из кусочков шкур ягуара, тигра, бизона, зебры, белого медведя и многих других. Перестройка генетической структуры организма, которую проделали, чтобы весь этот винегрет не отмирал, а рос, наверняка потребовала многих часов копирования, вставки и редактирования сложного генного коллажа. Я усмотрел своеобразную иронию в том, что землистское движение зародилось в рядах активистов, протестовавших против меховой одежды. Но, разумеется, при создании шкуры Дэвида ни одно животное не пострадало. Он всего лишь взял от каждого зверя по крупице генетического материала и затолкал себе в гены. Пальцы рук у него оканчивались медвежьими когтями, а вместо ступней росли лосиные копыта. Ходил он с цоканьем и вприпрыжку, словно фавн-переросток. У всех землистов какие-нибудь части тела похожи на звериные, это у них нечто вроде эмблемы и знака принадлежности к партии. Но их отец-основатель пошел по этому пути дальше, чем любой из его последователей. Что, как я подозреваю, и отличает последователей от лидеров.

Но, какой бы невероятной и оскорбительной для глаза ни была внешность Дэвида Земли, следует заметить, что не она в первую очередь поражала тех, кто имел несчастье с ним повстречаться, а его запах.

Я уверен, что он мылся. Возможно, правильнее было бы сказать, что он регулярно орошал себя водой. В условиях засухи Дэвид Земля превратился бы в ходячую угрозу пожара. Но он не пользовался ни мылом (побочным продуктом переработки животных), ни любым другим чистящим средством (химическим загрязнением Дэвидосферы). Следствием этого мог бы стать всего лишь запах прокисшего пота, который не особенно приятен, но терпим. Однако на Дэвиде обитала куча пассажиров, и именно они превращали его характерный аромат из еле заметного запашка в невероятное амбре.

У крупных животных, покрытых мехом, есть блохи, это само собой разумеется. Но блохи — лишь самые первые из "желанных гостей" Дэвида Земли. Он сам однажды в разговоре со мной назвал их так. Я возразил было, что правильнее называть их паразитами, но он только благосклонно улыбнулся. Все его улыбки были благосклонными, такой уж он уродился человек — он был из тех, чье добренькое личико так и хочется сорвать с черепа и скормить его дорогим гостям. Дэвид принадлежал к тем, у кого на все вопросы готовы высоко моральные ответы, кто никогда не колеблется, прежде чем указать собеседнику на его ошибки. Разумеется, указать с любовью. Дэвид любил все творения природы, все без исключения, даже те, что стояли на такой же низкой ступени развития, как мы с вами.

Для каких же желанных гостей Дэвид распластывался грязной подстилкой? Вернее спросить, какие виды вредителей обитали в его угодьях? Я еще ни разу не видел, чтобы из его прически выглядывала степная собачка, но если б выглянула, нисколько бы не удивился. На Дэвиде жили выводок мышей, стайка землероек, семейство зябликов и целый блошиный цирк. Опытный биолог мог бы легко насчитать дюжину видов насекомых, даже не приближаясь к нему. Все эти твари рождались, росли, ухаживали друг за другом, спаривались, гнездились, питались, испражнялись, мочились, откладывали яйца, дрались, преследовали добычу, мечтали и, как в конце концов нам всем положено, умирали в различных уголках биомассы, коей являлся Дэвид. Иногда трупики падали с него, иногда нет. Тем плодороднее становилась его почва для будущих поколений.

Все землисты воняют, никуда от этого не денешься. Они вечно выступают ответчиками в судах по делу о нарушении закона о запахе тела: время от времени такие дела открывают многострадальные граждане, которые в один прекрасный день решают, что хватит с них поездок в переполненном лифте в компании с этими островками живой природы. Дэвид Земля — единственный известный мне человек на Луне, кого навечно изгнали из общих коридоров. Он перемещался по фермам, паркам и гидропонным плантациям воздушным и водным путем или по служебным туннелям.

— Если это лучшее, что вы можете предложить, моей партии пора бить тревогу, — заявил спутник Дэвида, куда менее рослый и внушительный. Мне удалось разглядеть у него всего две звериные черты: пару рогов вилорогой антилопы да львиный хвост. — Сто убийств, это не что иное, как разнузданная резня, и мы категорически отвергаем эту цифру. Но после длительного обсуждения мы все же готовы предложить восемьдесят. С величайшей неохотой.

— Предлагаете заготовить восемьдесят? — переспросила Калли, как и обычно, упирая на слово "заготовить". — Но восемьдесят — это смешно! При таком пороге заготовок я разорюсь. Давайте встанем, пройдем прямо сейчас ко мне в контору, и я покажу вам книги: от одного только "Макдональдса" поступил заказ на семьдесят туш.

— Это ваши проблемы. Вам не следовало подписывать контракт, не дождавшись завершения настоящих переговоров.