Стальной пляж

Обставлен фургон был весьма практично, но доверху завален бумагами. Едва ли не единственным личным предметом, который попался мне на глаза, оказалась антикварная логарифмическая линейка, подвешенная над газовой плитой.

— Хочешь что-нибудь заказать с доставкой? — спросил Фокс. — Один симпатичный японский ресторанчик доставляет сюда еду. Мне пришлось научить их ориентироваться на местности, найти мой фургон не так-то просто. А хочешь, пойдем пройдемся, если тебе хочется кое-чего другого.

Я точно знала, чего мне хотелось, и это не нужно было заказывать с доставкой. Я обняла Фокса и поцеловала так, что почти отыгралась за сорок лет, что мы прожили в разлуке. Когда я оторвалась от его губ перевести дыхание, он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз. Потом запустил руку в вырез моего платья и скомкал ткань.

— Тебе очень дорого это платье?

— Станет ли мне легче, если я скажу, что дорого?

Он медленно покачал головой и сорвал с меня одежду.

* * *

Любителям моды не стоит слишком уж огорчаться, поскольку, во-первых, платье было тридцатилетней давности и не из тех, что снова считаются стильными, хотя я выбрала его за то, что оно льстило моему новому "я". Попадись это платье Бобби, его бы вывернуло наизнанку, но Фокс был более непосредственен. А во-вторых, я знала, что Фокс разорвет это платье, но вовсе не за то, что оно не модное: Фокс, что в мужском, что в женском теле, полный профан в вопросах моды. Главное, что следует знать о Фоксе — это, что он любит господствовать и подчинять, будучи как мужчиной, так и женщиной. Секс ему нравится жесткий и быстрый, разве что не жестокий. Как раз такого мне и хотелось, и пока он драл меня со всем тщанием, которое я когда-либо в жизни видела, я благодарила всех богов, какие там только есть, что он оказался мужчиной к моменту нашей второй встречи.

Фокс был одним из тех, о ком я думала, охваченная нервной дрожью, на пороге смены пола, и не мудрено. Он и я… вернее, в то время она и я… мы были любовниками десять лет. Не знаю, а может быть, не помню точно, почему мы расстались, но расстались хорошими друзьями. Возможно, мы просто, как говорится, переросли свои отношения, но это всегда казалось мне слишком легким объяснением. Сколько еще можно расти, если одному из нас в ту пору стукнуло шестьдесят, а другой пятьдесят пять? Но с Фоксом мне было уютно.

Мне так сильно захотелось увидеться с ним, что я отказалась от своих планов немного побродить по магазинам на Плаце, чем оказала крупную услугу своему банковскому счету. Я бросилась со всех ног домой, натянула декольтированное черное атласное платье с юбкой-пачкой до колен — которое теперь превратилось в измятые лохмотья и все сильнее пропитывалось потом под моей обнаженной спиной — перекрасила волосы под цвет одежды, подвела глаза и губы, мазнула ногти лаком, облилась любимыми духами Фокса и ровно через три минуты выпорхнула за дверь. Взяла такси до Орегона, обаяла женскими чарами бедного парня — и вот валялась ногами кверху, вцепившись в его голый зад, лаяла по-собачьи и пыталась заставить его протаранить мое тело до самого пола.

Поняли теперь, почему УЛЬТРА-Тингл уже испытывает финансовые затруднения?

Обычно Фокс так на меня и действовал. Правда, не всегда столь отчаянно, как сегодня. Но дело в том, что я переживала нечто, вежливо именуемое гормональным шоком или переменоманией, а в обиходе называемое бешенством матки. Нельзя ожидать, что столь радикальные изменения тела не окажут совсем никакого влияния на психику. Некоторые люди полностью теряют контроль над совоим поведением. У меня был друг, которому приходилось просить свой банк закрывать ему все кредиты на пять дней, следующих за сменой пола, иначе он мог потратить все до последней монетки.

А то, что растрачивала я, невозможно положить на банковский счет, да и, по большому счету, смысла нет хранить.

* * *

После любви Фокс заказал гору суши и темпуры[29], а когда заказ был доставлен, раскочегарил фургон и повез меня по длинному темному воздуховоду вглубь Орегона.

Орегон, как и все парки, представлял из себя огромную полусферическую пустоту, более-менее плоскую снизу, а по верхнему своду покрашенную голубой краской. Поначалу диаметр парков не превышал километр или два, но как только инженеры придумали лучшие способы поддерживать своды, каждый новый парк стал делаться больше предыдущего, и грядущему увеличению их размеров пока не видно предела. Орегон был одним из самых больших, наряду с еще двумя строящимися: Канзасом и Борнео. Фокс изо всех сил старался не утомлять меня статистикой, но я все равно забыла все цифры спустя несколько минут после того, как услышала. Достаточно сказать, что парк был очень велик.

Дно его выстилали в основном камни и глина, из которых были слеплены холмы и две горы. Та, которую Фокс назвал Худ, высоко вздымала острую вершину. Второй горе недоставало верхушки, отчего она выглядела незаконченной.

— Это будет вулкан, — пояснил Фокс. — Или, по крайней мере, хорошая имитация действующего вулкана. В исторические времена в этих местах было извержение.