Стальной пляж

Сама я была одета не так чтоб уж очень вызывающе. Лиз сказала, что костюм может быть полуофициальным, так что я вполне могла заявиться в одной серой шляпе с журналистским пропуском, заткнутым за поля. Но по зрелом размышлении я решила облачиться в полную форму, какой бы глупой она ни была: мешковатые штаны и двубортный пиджак. Я вручила костюм роботу-гладильщику так поздно, что времени едва хватило на то, чтобы что-либо в нём изменить. Я не стала ни подгонять штаны по фигуре, ни застёгивать пиджак — это было частью образа, к которому склонились в бесконечной мудрости представители моей профессии почти двести лет назад при выборе форменной одежды. Образ был позаимствован из фильмов о журналистах 30-х годов XX века. Я пересмотрела их целую кучу, и меня позабавило, какое впечатление очевидно старались создать о себе мои коллеги на официальных приёмах: они стремились выглядеть помятыми, агрессивными, дерзкими, невежливыми, полными сарказма — но стоило ситуации запахнуть жареным, у них неизменно оказывалось отзывчивое золотое сердце. А как же, чтоб и твоё сердце преисполнилось гордости, что ты тоже журналист, милостью божией… тьфу! Шутки ради я нацепила белую блузку с кружевом у горла вместо предписанного традицией сложного узла, известного как галстук. Волосы я сколола на макушке и спрятала под шляпой. Из зеркала на меня глянула Кейт Хепбёрн[35], переодетая мальчиком — по крайней мере, так я выглядела выше плеч. На всей остальной моей фигуре костюм висел, как на вешалке — но моё новое тело было сложено так искусно, что смотрелось хорошо в любой одежде. Я козырнула своему отражению: вот оно, твоё творение, Бобби!

Лиз заметила меня и с громким приветственным криком протолкалась поближе. Она уже была наполовину под мухой. Если покойная мать не передала ей больше никаких качеств — то уж тягу-то к зелёному змию будущая королева точно унаследовала. Она обняла меня, поблагодарила за приход и снова растворилась в толпе. Ладно, я отведу её в укромный уголок попозже, после церемонии, если к тому моменту она ещё будет держаться на ногах.

То, что было дальше, повторялось неизменно на протяжении последних четырёхсот-пятисот лет. Почти целый час прибывали всё новые и новые гости. Среди них мелькнул метрдотель, наскоро обсудил что-то с Лиз — думаю, сумму остатка на её кредитной карте — а затем открыл дверь в соседний номер, Первый люкс. Толчея уменьшилась, хотя и ненадолго. Запасы еды и шампанского кончились и были пополнены снова. Лиз не скупилась на расходы. Это был её праздник. А по сути — обычная, типичная вечеринка на весь день.

Я повстречала нескольких знакомых и была представлена множеству персон, чьи имена моментально забыла. Среди моих новых друзей оказались верховный вождь всех зулусов, император Японии, магараджа Гуджарата[36] и царица всея Руси — или, во всяком случае, по-дурацки расфуфыренные люди, выдававшие себя за этих венценосных особ. А ещё передо мной продефилировали бесчисленные графы, калифы, великие герцоги, сатрапы, шейхи и набобы… Кто я такая, чтобы оспаривать их титулы? Мода на ветвистые генеалогические деревья с мощными корнями расцвела пышным цветом примерно в то время, когда Калли в муках извергла мою неблагодарную вопящую тушку в не так чтобы уж слишком густо населённый мир. Калли даже рассказывала мне, что, как ей кажется, она вполне может быть родственницей Муссолини по материнской линии. Сделало ли это меня бесспорной наследницей приснопамятного дуче? Я никогда не горела желанием узнать ответ на этот вопрос. Краем уха я уловила бурное обсуждение применимости прав первородства — в числе прочих, даже салического закона[37] — в эпоху перемены полов. Некто — думаю, это был герцог Йоркский — прочёл мне целую лекцию на эту тему незадолго до начала церемонии, пояснив, почему трон наследует именно Лиз, невзирая на то, что у неё есть младший брат.

Я выкарабкалась из этого испытания почти без ущерба для рассудка и обнаружила, что стою на балконе, нежно баюкая в руках бокал клубничной "Маргариты". У отеля "Говард" есть окна с видом, но выходят они на грузовую сторону космодрома. Я глянула в небо поверх громоздких, будто выброшенные на берег киты, туш крупнотоннажных межпланетных танкеров, изливавших свой груз в угодливо разверстые жерла подлунных резервуаров. Рядом со мной почти никого не было, и на долю секунды я задалась вопросом, почему, но тут же припомнила виденную где-то статью — как раз о том, как много людей после Канзасского Обрушения внезапно утратило интерес к окнам с видом на лунную поверхность. Я осушила бокал, вытянула руку, постучала по выпуклой невидимой преграде, за которой бессильно бушевало безвоздушное пространство, и пожала плечами. Мне почему-то не казалось, что я могу погибнуть из-за прорыва купола. Я опасалась гораздо худшего.