Стальной пляж

Он пристально смотрел, как я стараюсь расстегнуть пуговицы на сапогах — и я могла понять его интерес: это необычное занятие с точки зрения тех, кто вырос в обществе, где ходят босиком или в лёгкой обуви без шнуровки. Во всяком случае, мне казалось, что он смотрел именно на это. Но потом подумалось: не на мои ли панталоны? В общем-то, в них не было ничего особенного: хлопковые, мешковатые, с подвязками примерно на середине икр. Но они украшены симпатичными розовыми ленточками и бантиками. Это открывает интересную возможность.

— Имя я не менял, — сказал Крикет. — Но Лиза-Бастер, чёрт её возьми, хочет, чтоб сменил.

— Н-да? Она могла бы звать тебя Джимини.

Я расстегнула свою английскую блузку и положила её на юбку. Стянула панталоны и взялась было за пуговицы на комбинации — ещё одном свободном хлопковом одеянии, о котором мода счастливо забыла, — как вдруг случайно посмотрела вверх и не смогла удержаться от смеха при виде выражения лица Крикета.

— Я угадала, что ли?

— Да, но я не буду на такое откликаться. Я бы подумал о Джиме или, может быть, Джимми, но… то, что ты произнесла, исключено. И кстати, чем плохо для мужчины имя Крикет?

— Да ничем. Для меня ты по-прежнему Крикет.

Я вышагнула из комбинации и отбросила её в сторону.

— Господи, Хилди! — не выдержал Крикет. — Сколько же времени нужно, чтобы выпутаться из всего этого барахла?

— Далеко не так много, как для того, чтобы в него влезть. Я пока что до конца не уверена, всё ли надеваю в правильном порядке.

— А вот это на тебе корсет?

— Он самый.

По правде говоря, не совсем. В наше время изобретены материалы получше хлопка. Вещь, на которую пялился Крикет, можно купить (что я и сделала) в специализированном магазине на Лейштрассе. Там обслуживают тех, кто питает слабость к вещам, прежде широко распространённым, а ныне ставшим редкостью. Мой корсет имел мало общего с хитроумными приспособлениями из накрахмаленного холста, стали и китового уса, которыми пытали себя женщины викторианской эпохи. На моём были эластичные тесёмки, но тем сходство и заканчивалось. Мой розовый корсет по краям украшали оборки, а на спине — чёрные кружева. Я вытащила шпильку, удерживавшую пучок, и встряхнула головой, распуская волосы.

— На самом деле ты можешь мне помочь. Будь добр, ослабь, пожалуйста, кружева.

Пришлось немного подождать, прежде чем я почувствовала, как его пальцы шарят по спине.

— А как ты с этим справляешься по утрам? — проворчал он.

— Ко мне помощница приходит.

Вообще-то нет. Достаточно пройтись пальцем по упругому шву спереди, и готово. Но если бы снять корсет было так легко (хотя на самом деле — легко), зачем просить о помощи? Вы-то умнее меня, я не сомневаюсь.

— Вынужден рассматривать это всё как патологию, — пропыхтел Крикет и снова уселся. Я стащила всё ещё тесное одеяние вниз по бёдрам и добавила к куче белья.

— Как ты вообще ввязалась в это безумие?! — воскликнул он.

Я ответила не сразу, но для себя отметила: мало-помалу. Совету по древностям нет дела до того, что вы носите под одеждой — главное, чтобы снаружи выглядели с местным колоритом. Но мне постепенно становилось всё интереснее ответить на вопрос, который задают все женщины при виде того, во что одевались прабабушки: как, чёрт побери, они с этим справлялись?

Волшебного ответа я не нашла. Жара меня никогда особо не беспокоила; я выросла в юрском периоде, по сравнению с любимой погодой динозавров в Техасе просто приятная прохлада. Настоящий корсет я однажды померила, но это оказалось уже чересчур. А остальное не так ужасно, стоит только привыкнуть.

Так что ввязалась я в это легко. А вот почему я это сделала… понятия не имею. Мне нравилось ощущение, возникавшее, когда я упаковывалась в хлопковую броню по утрам. Я будто бы становилась кем-то другим, и это казалось мне хорошей мыслью, ибо прежняя я без конца выкидывала дурацкие фортели.

— Я одеваюсь в точном соответствии с ролью, чтобы легче было писать для моей газеты, — наконец ответила я Крикету.

— Да, давай-ка обсудим её! — он схватил экземпляр "Техасца" и потряс у меня перед носом. — Это что ещё такое? — ткнул он пальцем в колонку. — "Репортаж с фермы", где мне любезно сообщают, что бурая кобыла мистера Уоткинса ожеребилась в прошлый вторник, мать и дочь чувствуют себя отменно. Представь себе моё облегчение! Или вот тут: ты сообщаешь, что кукурузным полям по-над "Одинокой голубкой" придётся несладко, если на следующей неделе не упадёт хоть капля дождя. Ты что, забыла, что у тебя здесь же напечатан прогноз погоды?

— Я никогда его не читаю. Это было бы нечестно.

— Нечестно, говорит она!.. Единственное, что во всей этой макулатуре хоть как-то похоже на тебя, — это "Ядозуб". Хотя бы звучит язвительно.

— Я устала язвить.

— Тебе даже хуже, чем я думал. — Он шлёпнул по бумаге и нахмурился, будто увидел нечто отвратительное: — "Церковные новости". Церковные, Хилди?

— Я хожу в церковь каждое воскресенье.

* * *