Стальной подснежник

Мысль найти и осмотреть домочадцев убитого мерзавца Лестер всецело одобрил, добавил только, что осматривать надо всю деревню, дом за домом. Что ж, лекарю виднее. Хотя Эйнар не представлял, что делать, если заболевших окажется много. Вылечить их не получится, разве что согнать в один дом побольше и не выпускать, чтоб не заражали остальных. Боги миловали, до этого дня ему ни разу не приходилось сталкиваться с тем, что Лестер называл ученым словом «эпидемио», а все остальные — попросту моровым поветрием. Тибальда однажды занесло в город, где гуляла барготова краснуха, и веселый итлиец рассказывать о том приключении не любил, при одном упоминании мгновенно мрачнея.

Но людям свое паршивое настроение показывать было нельзя, они и так боялись. Поэтому, когда Малкольм с Лестером и парой солдат ушли в деревню, Эйнар начал с того, что нашел дело остальным. Четверо пошли в дозор, наблюдать за деревней и дорогой — хватит уже незваных гостей. Двоих он отрядил за водой, да не к деревенскому источнику, а к ручью, где вода менялась постоянно и вряд ли была заражена. Еще двое отправились искать подходящее дерево, чтобы вырезать длинные крючья — прикасаться к трупам не следовало даже в перчатках. Оставшимся выпало обустраивать временный лагерь: дорезать остальных гусей, раз уж придется здесь ночевать, наломать сухого вереска для подстилок и выкопать яму, куда отправится то, что останется от тел после костра.

К хижине подходить он не запрещал, но все и так старались держаться подальше. Люди, пережившие осаду урту-томгар — а ветеранов Малкольм взял с собой почти всех, — косились в сторону развалюхи с откровенной боязнью, несколько раз Эйнар видел, как солдаты делали знаки, отвращающие зло. Что ж, нельзя было упрекать их за страх, пока он не проявлялся чем-то большим.

Так что горячих углей в найденный возле гусятника горшок он насыпал сам. Прихватил вынутую из костра головню, отнес к хижине. Леди вышла сразу. Забрала угли, высыпала в очаг, сунув туда же головешку. Только и ждавший такой подкормки огонь мигом загудел, а леди вернулась к порогу, отряхивая испачканные золой руки. Она, конечно, была в перчатках, но Эйнар помнил, что Лестер свои сжег, как только вышел из зараженного места, значит, не слишком надеялся на их защиту. Неужели она не боится?

Боится, понял он, поймав взгляд усталых светлых глаз. Но не позволяет себе сорваться, раз уж выбрала. Загоняет страх поглубже, прикрывая его обычными заботами, как сам Эйнар. Очаг вот разжечь, например… Дело пустяковое, но, похоже, для нее и вправду новое.

— Я велел принести одеял, — сказал он. — И козьего молока. А вы не хотите поесть? Сейчас гусятина дожарится.

— Хочу, — согласилась леди, так же старательно делая вид, что ничего особенного не происходит. — Пахнет весьма привлекательно! И насчет молока прекрасная мысль, капитан. Может, хотя бы малыш попьет.

С женщиной, значит, все совсем плохо. Эйнар несколько раз слышал ее мучительный кашель, долгий, хлюпающий. И больше всего боялся услышать его от той, что стояла по другую сторону порога, кутаясь в нарядную, но такую недостаточную для тепла и защиты накидку. Из-под синей шапочки, отороченной мехом, лицо леди казалось бледным до прозрачности. Светлая альва посреди грязного и опасного человеческого мира… Эйнара кольнуло дурное предчувствие, которое он торопливо постарался придушить, словно испугом мог навлечь большую, чем сейчас, беду.

— Вам еще что-нибудь нужно? — спросил он, чувствуя себя отвратительно беспомощным и неловким.

Леди не сводила с него глаз, вглядываясь удивленно, будто видела впервые.

— Какое-нибудь полено, — сказала она спокойно. — Не хочу сидеть внутри, там слишком грязно. Лучше здесь, у входа…

Эйнар поспешно кивнул. Поменьше быть в клятой хижине — это верно!

Вместо полена он притащил увесистый широкий чурбак, служивший колодой для рубки дров. Поставил у стены по ту сторону порога, чтоб была хоть какая-то защита от ветра, накрыл конской попоной почище и посуше. Леди, молча смотревшая, как он суетится, благодарно и слегка виновато улыбнулась.

— Благодарю, — сказала она просто и села, с явным удовольствием прислонившись спиной к стене.

Огонь в очаге пылал уже всерьез, и лицо леди, освещенное с обеих сторон пламенем, показалось вдруг Эйнару совсем юным. Чистая нежная кожа, голубые тени под глазами и у висков, осунувшиеся, но безупречные черты, словно высеченные резцом то ли из мрамора, то ли из кости. Почему она раньше казалась Эйнару высокомерной? Гордая, да, но ни капли надменности. Сейчас так уж точно…