— Да, вы! Потому что приучили ее ко вседозволенности! Ах, бедное дитя… Несчастная деточка… А деточка от безделья творит пакости и считает, что ей все сойдет с рук, потому что она сиротка! У вас в крепости еще двое сирот! Я их сегодня видела! Они работают, хотя малышке лет в три раза меньше, чем вашей паршивке! Из которой вы растите наглое, ленивое, самовлюбленное чудовище! Думаете, этого хотела ее мать?!
Страшная, какая-то безнадежная тишина окутала комнату. Ло сидела, потратив последние силы, тихо ненавидя уже неизвестно кого. Она ждала чего угодно: ответного крика, удара… Но Рольфсон молчал. Потом, когда беззвучная дуэль их взглядов стала уже невыносимой, с пугающим спокойствием спросил:
— Давно вы пьете хелайзиль?
Оправдываться и объяснять у Ло не было ни сил, ни желания. Она с трудом разжала губы и с отвращением выдавила:
— Вы болван.
Коробочка жгла пальцы. Несколько месяцев без боли и кошмаров. Или несколько недель смертельно подлого счастья. Или… Ло разжала пальцы, коробочка выскользнула на пол. Рольфсон поднял ее, заглянул с омерзением. С таким же омерзением глянул на Ло и сообщил:
— В моей крепости этой дряни не будет. Если надо — пойдите к Лестеру, он что-нибудь найдет от изломной болезни.
— Вы болван… — безнадежно повторила Ло, глядя, как содержимое коробочки летит в тлеющие угли очага и вспыхивает ярким свежим пламенем.
Хорошо, что хелайзиль в огне просто горит, безвредно и быстро. Впрочем, капитан наверняка это знал. Отшвырнув коробочку в сторону, он посмотрел на Ло, потом наконец окинул взглядом комнату и так же бесстрастно сказал:
— Я пришлю горничную. И накажу Тильду. Вот за это все — прошу прощения. Но если в моей крепости появится дурман — вы, миледи, пожалеете.
— Я вас ненавижу, — равнодушно сообщила Ло. — Вы тупой, ничего не видящий дальше носа осел.
Больше всего ей сейчас хотелось согнуться, подтянуть колени и обхватить их руками, уткнувшись лицом, но валун у речки Нидль, на котором Ло сломала ребра и ушибла спину, навсегда отнял у нее такую радость. Молча она смотрела, как уходит Рольфсон. «Слова — как стрелы, — вспомнила она пословицу. — Слетели — не поймаешь». И убивают они так же… Ло было смертельно обидно. Она боролась с хелайзилем изо всех сил. Ночью, после лютого страха кошмара, не поддалась искушению, хотя всего одна пилюля на несколько дней спасла бы от дурных снов и боли. Проклятый Рольфсон перечеркнул это одним взмахом руки, украв у Ло победу над слабостью и искушением.
— Ненавижу… — прошептала она в закрытую дверь. — Тупое животное. Да плевать мне, кем ты меня считаешь. Слова лишнего с тобой не скажу. О боги, а ведь еще вольфгардец явится…
И снова все повторялось. Опять Эйнар уходил в бессильной ненависти, не зная, что делать, что сказать, как жить дальше. Внутри болело и жгло: он чувствовал, что был прав и неправ одновременно. Стыд за Тильду мешался с диким страхом за нее же, но Эйнар понимал, что вылитые на него словесные помои заслужил. До единого слова! И все-таки это было одно, а вот хелайзиль… Морок в этом был прав! Прав, проклятая тварь, кем бы он ни был. Полная коробка чистого хелайзиля, безумно дорогого и смертельно опасного. Быстрая смерть или медленная, смотря с какой скоростью к ней идти, но всегда — смерть. И эту смерть в его дом принесла женщина, которую Эйнар назвал женой! Тильда едва не погибла! Если бы… Если бы с ней случилось такое! Он даже не представлял, что бы тогда сделал. Дочь стала его смыслом жизни, и он же, получается, едва не погубил ее. Но… Если бы не было хелайзиля — все было бы иначе. Тильду можно уговорить, наказать, вернуть к себе самой, потерявшейся за эти два года, а вот жену-дурманолюбку — нет!
— И что делать, когда начнется дурманный излом? — невольно спросил он вслух.
— Спросить у меня, капитан, — послышался насмешливый тихий голос.
Эйнар остановился, приходя в себя. Он стоял возле лестницы на первом этаже. В окна и полуоткрытую дверь снаружи светило солнце. И морока здесь быть не могло, но он был. Завис у стены серой тенью, безликий и колышущийся…
— Опять ты, тварь, — бессильно выдохнул Эйнар.
— А ведь я был прав, капитан… — прошелестел морок. — Насчет хелайзиля. И много насчет чего…
— Она не лишена перстня, — тихо прорычал Эйнар, боясь, что кто-нибудь войдет. — Ты врал! Она сказала, что может послать в Орден за помощью с водой.
— Но еще не послала, — усмехнулся, судя по голосу, морок. — И сама почему-то вернуть воду не спешит. А ведь умения хватает, да и силы должны быть. Полно, капитан, я не буду вас убеждать. Я пришел предложить сделку. Вы сами сказали, что ненавидите жену…
— Не твое дело! Сгинь, исчезни!
Эйнар потянулся за ножом. Ах, если бы схлестнуться с живым врагом! Ярость требовала выхода. Драки, безумства!
— Три года будете так терпеть? — насмехался морок. — А ведь я могу вам помочь. Вы ее ненавидите, ваша дочь — тоже. Без нее будет только лучше. Вы помиритесь с Тильдой…
— Я. Сказал. Исчезни!