Стальной призрак

С трудом поднявшись, Соколов подобрал автомат и пошел вперед. Глаза заливал пот, а может, и кровь – он чувствовал ее на губах. Одна нога плохо слушалась, и Алексей шел, опираясь на автомат как на клюку. Вокруг дрались, свирепо, как звери, вцепившись друг в друга, люди. Нет, это были уже не люди, и от этого становилось жутко. Это была не драка, это была смертельная схватка каждого с каждым. Убить любым способом, искалечить, чтобы враг не смог подняться. Кололи штыками, били камнями по головам, дробя кости, выдавливали глаза, рвали рты, зубами рвали плоть. Хрипели, стонали, орали истошно и угрожающе, выли, как звери.

Алексей шел тяжело, кривясь от боли при каждом шаге. Он то и дело поднимал над головой автомат и бил по голове или по спине попавшегося на пути очередного немца. Тот падал. Его добивали другие и шли следом за танкистом. И снова Алексей кого-то бил, подбирал винтовку и вонзал штык в живую плоть. Он шел вперед, оскалившись, как волк, шел через ряды врагов, пробиваясь к своим танкистам.

Потом все кончилось. Редкие выстрелы еще какое-то время раздавались то справа, то слева. Солдаты стояли, пошатываясь и озираясь по сторонам, широко и хищно раздувая ноздри. Вповалку лежали мертвецы, порой сцепившись друг с другом. Живые смотрели на них и переглядывались с живыми. Не прошли! Перебили всех, кто прорвался.

Логунов стоял на коленях перед Колей Бочкиным и старательно перевязывал ему руку выше локтя. В десяти метрах от них догорал танк. Соколов подошел к танкистам и упал возле них на колени.

– Молодцы! Знаете, какие вы молодцы! – проговорил он, обнимая за плечи старшину и глядя на обожженные волосы Бочкина.

– Три танка за нами, два «ханомага» и с полсотни пехоты, – с довольным видом отозвался Логунов.

– Молодцы, что живы остались! – засмеялся лейтенант.

Подошел и опустился на землю Омаев. Гимнастерка на нем была вся порвана и местами пропитана кровью. Он был без ремня и без пилотки. Пулемета при нем тоже не было. Руслан держал в руках кинжал своего деда. Он так и сел на землю, не выпуская оружия. Наверное, уже и забыл, что держит его.

– Живые, значит, – тихо сказал Омаев. – Хорошо. Значит, я вам помог. Хорошо стреляли. А пулемет у меня… того… вдребезги!

– Не боись, сынок, – усмехнулся Логунов, закончив бинтовать руку Бочкина. – Купит папа тебе новую игрушку!

– Уходим, уходим, – зычно прокричал, пробегая мимо, комбат Шаронов. – Сейчас накроют! Разберутся, что своих не осталось, и долбанут из минометов. Бегом в траншеи, мать вашу!

Соколов поднялся на ноги, но, охнув от острой боли, снова упал на одно колено. Мимо бежали красноармейцы, хватая с земли винтовки и автоматы убитых. Мертвых придется забирать ночью.

– Мать честная! – Логунов взял Соколова за плечо и заглянул ему за спину. – И давно ты так бегаешь? Коля, бинт, быстро!

Алексей сел на землю и посмотрел на свою ногу. Прямо в голенище размером с половину ладони торчал осколок. Только теперь лейтенант почувствовал, что сапог полон крови. Икроножная мышца онемела, поэтому он так долго и не чувствовал боли. Похоже, осколок настиг его, когда начался первый обстрел, когда он прятался между двумя блоками обрушившейся стены. Но он же бегал потом, дрался с тем здоровым немцем…

Логунов умело перетянул ему ногу жгутом, чтобы остановить кровь, потом подтолкнул Бочкина, чтобы тот вставал.

Омаев вскочил на ноги, посмотрел в сторону танка Началова:

– Уходите, я за Васютиным.

Соколов не успел остановить его. Логунов поднял лейтенанта, забросил его руку себе на шею и поволок в сторону окопов. Алексей пытался отталкиваться здоровой ногой, но кажется, только мешал старшине. Снова начался минометный обстрел. Но это он уже помнил плохо.

Кажется, ему распороли сапог и оставили сидеть возле палатки санчасти. Сестричка с конопатым исхудалым лицом сделал укол и убежала.

После укола стало немного легче, голова начала яснее соображать. Лейтенант увидел Омаева, бредущего между палатками на берегу. Опершись на плечо пожилого санитара, Соколов направился к танкисту. Но пока они шли, среди уложенных в ряд тел у самой воды он вдруг увидел спокойное, бледное лицо Сашки Васютина. Волосы на темени у пулеметчика слиплись от крови. Было видно, что пуля угодила ему точно в голову.

– Командир! Товарищ лейтенант! Алексей Иванович!

Бабенко в мятом, не по размеру большом и мешковатом обмундировании торопился к нему, спотыкаясь о растяжки палаток. Подбежав, обхватил Соколова руками и ткнулся в его грудь головой, прижал к себе, как родного сына, и заговорил добрым оттческим голосом, каким разговаривал со всеми членами экипажа:

– Хорошо-то как. Живы ведь все. Как же хорошо. А мы тут черт знает что думали. Говорят, там такая страшная рукопашная была. Жуть, что рассказывают, Я уж переживал за вас, переживал…

– Все нормально. – Соколов высвободился из объятий инженера. – Все обошлось. Мы им всыпали, Семен Михайлович. Вы-то тут как? Говорят, подводный мост построили?