Стальной волосок

В светлых клубах, как в прозрачном облаке, встало видение города. С острыми крышами, тонкими узорчатыми башнями, флюгерами, колокольнями и мачтами кораблей, что прижимались к высоким каменным причалам. Реяли вымпела и флаги. Круглый дым висел пред стволом пушки, которая, кажется, только что выпалила в честь прибывшего судна… Все это было в неярких, но теплых полукрасках — оранжевая черепица, желтоватые фестоны парусов, бледное небо с волокнами облаков, серый камень…

— Картина номер четыре, — слегка торжественно сообщила Полина Федоровна. — Портовый город Амстердам в Голландии… Платон Филиппыч, тебе не кажется, друг мой, что слегка мутновато?…

— Сейчас, сейчас… — Дядичка Платон двинул ободок переднего стекла, и контуры города обрели удивительную четкость. Он стал будто настоящий. Вот сделай пару шагов — и окажешься там, у горбатого моста через канал, под вывеской лавки, на которой нарисован корабль с круглыми, как пузыри, парусами…

Вода в ванночках булькала, струи пара колыхались. Казалось бы, и город должен был колыхаться с ними, но он стоял прочно, неколебимо. И в то же время сказочно… Вот бы оказаться там хотя бы на полчасика, глянуть на иноземные чудеса!

Платон Филиппович шевельнул колесико. Картинка сменилась, будто от взмаха крыла.

— Ай! — разом сказали Катенька и Танюшка, а храбрая Лизавета обрадованно засмеялась.

Сквозь переплетение разлапистых листьев и висячих растений смотрела на людей громадная тигриная морда. С черными разводами на оранжевой шерсти, с беспощадно-белыми великанскими клыками, с точками света в прозрачных желтых глазах. Совершенно живых…

Гриша и раньше видел похожего тигра. В старом журнале «Картины природы» было напечатано изображение размером в целый лист. Такая же голова среди зарослей. Но там была гравюра, без красок. Тонкие линии сплетались в выразительный рисунок, но… рисунок, да и только. А здесь — будто зверь-великан оказался прямо в комнате. И смотрел на всех… не то чтобы кровожадно, однако по-хозяйски. «Что захочу, то с вами и сделаю…»

— Страх какой… — выдохнула Арина. И Грише, по правде говоря, тоже стало страшновато, хотя ясно ведь, что ничего здесь нету, кроме света и пара… А Полина Федоровна, любившая порядок, прочитала:

— Номер двадцать два. Царь уссурийских джунглей тигр…

— Хоть какой там номер, а в зубы ему не попадайся… — бормотнул у дверей Сергей Фомич.

— Ну, побоялись? — спросил Платон Филиппович со снисходительной важностью (будто это он сам изловил и привел в дом тигра). — Поехали дальше…

Дальше появилась картина номер четырнадцать — египетский сфинкс и пирамиды. Это Гриша тоже видел в журнале. И по правде говоря, больше пирамид и каменного сфинкса с отбитым носом его интересовали шагавшие на первом плане верблюды. Что там у них в полосатых тюках? Какие восточные товары?…

— Говорят, что сфинксу отбили нос наполеоновские солдаты во время своего неудачного египетского похода, — разъяснила Полина Федоровна.

— Зачем? — удивилась любопытная Танюшка.

— Потому что безобразники. Их плохо воспитывали…

Гриша ощутил какую-то виноватинку, хотя к нему эти слова не имели касательства. Едва ли тётичка помнила сейчас про лампу.

— Если хочешь, попробуй сам… — шепнул Грише Платон Филиппович, показывая на колесо волшебного фонаря. Меняй, мол, картинки…

— Ага, хочу… Ой, нет. Лучше я после… — показалось вдруг, что прямое прикосновение к аппарату разрушит волшебность происходящего…

— Ну, как знаешь… — понял его дядичка и послал в облако пара новое видение.

Это была буря на море. Такая, что казалось, будто и впрямь дохнуло на всех ветром и брызгами. Зеленые волны с гребнями вздымались в немыслимую высь, пробившееся солнце заполняло небо беспощадным оранжевым светом. Не было в солнце радости и ласки… На громадном обломке мачты лепились друг к дружке измученные люди, один вскинул в руке красную тряпицу — видать, сигнал о помощи. А от кого ее ждать? Ожидалось иное: грозная водяная гора с тучей пены на гребне надвигалась на несчастных и готова была смять их, поглотить, сделать так, словно никогда не было на свете этих людей…

— Номер двадцать девять. Копия новой картины знаменитого морского живописца Айвазовского «Девятый вал»… — стала объяснять Полина Федоровна. — Я читала в журнале толкование, что девятый по счету вал в череде ураганных волн — самый грозный, он несет тем, кто терпит бедствие, гибель. И все же не совсем неминуемую. Вал может и помиловать несчастных. Это уж какая у кого судьба…

«А у этих какая судьба?… — застонала под сердцем у Гриши тревога. — Спасутся ли? Сохрани их, Господь…»

А разноцветной буре не было дела до крохотных людей. Может, поглотит в пучине, а может, и помилует, но это так — не обратив внимания…

— …такие удивительные краски, — опять донесся голос тётички Полины. — Конечно, здесь они не так различимы, как в натуре, да и перенести их в точности на маленький кусочек стекла невозможно. И все же какое грозное впечатление, не правда ли?

В колыхании клубов пара волны казались подвижными (не то что башни Амстердама) — медленно вырастали, надвигались…