Стальные грозы

Внутри работали и печки, и кондиционеры, «и все прочее СЖО» – как выразился Игневич, разумея системы жизнеобеспечения. Учитывая, что планетоид Фраский-Лед не имел атмосферы, а средняя температура его поверхности составляла 125 градусов ниже нуля по Цельсию, теплый и светлый островок привычной жизни для измотанных танкистов Растова был бесценным подарком судьбы.

Помор сразу же побежал пользоваться «прочим СЖО» – у мехвода от нервов прихватило живот.

Растов с командирской степенностью посетил отхожее место. Мысленно похвалил клонов за его идеальное санитарное состояние, поругал за низкое качество туалетной бумаги и мыла.

Майор уже собрался выходить, когда на приоткрытой двери технической каморки со швабрами заметил яркое пятно.

На мгновение показалось: кровь.

Подошел поглядеть поближе. Вздохнул с облегчением: всего лишь пропагандистский плакат.

Самых ярких, самых контрастных красок клоны никогда не жалели, а тут художник вообще словно взбесился. Собственно, ничего кроме красного, черного и желтого он использовать для передачи своего художественного сообщения не пожелал…

Во весь плакат пылали алые небеса, освещенные багровым солнцем. Вырастая из пламени пожаров, возвышалась почти до самого солнца огромная черная машина на длинных высоких ходулях.

Машина нависала над человеком. Человек на ее фоне был совсем невелик – так, землеройка перед цаплей.

Герой был облачен в желтый гермокостюм, по покрою близкий к российскому танковому. Но следовало думать, что раз плакат клонский, то и униформа – клонская. По крайней мере, по мнению художника.

В поднятой руке танкист держал пистолет. Он целился в шагающую машину супостата.

От всей его фигуры, от этого жеста веяло обреченностью и мужественным упрямством.

– Это еще че за мазня? – спросил у майора Помор, выглядывая из-за плеча.

– Да вот, как видишь… – Растов на секунду задумался. – Какая-то инопланетная образина и отважный клонский герой. Я бы назвал «С голой пяткой на саблю».

– А что написано?

Растову не то чтобы до одури хотелось знать, какую еще задорную глупость приложили к рисунку клонские пропагандоны – «До последнего патрона!» или «Они не пройдут!», – но положение командира обязывало.

Он направил на плакат камеру своего «Сигурда».

– «Они придут» – сухо произнес переводчик. – Будь готов».

Растов с Помором озадаченно переглянулись.

– «Художник Элам Тихшани, – прилежно перевел «Сигурд» заодно и мелкий шрифт на краю плаката. – Вторая военная типография. Синандж, Тэрта».

– Кто придет? – спросил Помор.

– Инопланетные агрессоры.

На выходе из туалета майора перехватили двое совсем молодых танкистов. Растов их толком не знал. Они служили в третьем взводе и принадлежали к молодому пополнению, влитому в роту за день до отлета на Тэрту.

Один парень был откуда-то из Средней Азии, другой – из Санкт-Петербурга.

– Где накрывать ужин, товарищ майор? – спросил азиат.

– А что, есть варианты?

– Ну да, – с воодушевлением вступил петербуржец. – Можно в столовой, а можно – в караулке.

Растов не понял, чем продиктован вопрос. Ясно же, что если есть столовка, то в ней и надо ужинать!

– Рядовой, – вкрадчиво начал майор, – а почему вы вообще предлагаете для ужина караульное помещение?

– Так там крыша какая! Атас! – Азиат взмахнул над головой руками, что, вероятно, было призвано означить внушительность крыши. – Стеклянная! Все звезды видно! Красота!

– Именно так, – подтвердил петербуржец. – Сделали, чтобы дежурный наряд мог визуально наблюдать за небом в окрестностях базы.

«Умный какой», – подумал Растов.

– Раз так, тащите еду в караулку, – повелел он.

Чтобы накрыть стол, двум молодым бойцам времени потребовалось совсем немного.

Каждый притащил охапку сухпайков. Потом на столе выросли термос кофе, термос чая, канистра мангового сока, канистра морса. Зашуршали упаковкой одноразовые чашки, ложки, тарелки… И – опля! Пир на весь мир!

Пайки, они же в соответствии со строгим лексиконом военной науки ИРП, «индивидуальные рационы питания», оказались нескольких типов.

А именно: ИРП-БТ (боевой танкистский), ИРП-ОФ (офицерский, он же на военном жаргоне «осколочно-фугасный»), ИРП-БП (боевой пилотский) и, наконец, некий таинственный ИРП-У (усиленный).

Растову было недосуг допытываться у ротного старшины Вергуна, из чьего хозяйства он упер пилотские пайки и отчего такая дискриминация: одним усиленный паек ИРП-У, а другим обычный ИРП-БТ. Майор вдруг на несколько минут почувствовал себя ветошью, которую колышет осенний ветер. Столь велика была его усталость…

Растов зажмурился и, протянув руку, вытащил паек наугад. Оказалось – боевой пилотский.

Разодрал картонную коробку, вывалил содержимое на колени.

По итогам двухминутного изучения установил, что в паек входят: жареная куриная грудка, гуляш, черничное желе, пшеничный хлеб, шоколадный бисквит, конфеты, специи, сметана и сыр.

«Жить можно!» – повеселел Растов.

Вслед за ним (как выяснилось, вся рота ждала, когда командир сделает свой выбор) потянулись к пайкам и остальные.

Через минуту караулку затопило гудение танкистских голосов – подозрительно похожее на гул танка.