Стальные грозы

Но он решил для себя, что хорошим концом истории можно будет считать бросок к ближайшему эзошу, переходящий в удачную попытку захвата табельного оружия с последующим отстрелом бошек как можно большему числу тех, кому вверена его свобода.

В общем, Растов не смирился и смиряться не намеревался.

Вдруг его капсула резко остановилась. Майор потерял равновесие и больно ударился лбом о прозрачную стенку.

Окружающий его багровый сумрак, здорово действовавший на нервы (а ведь для чоругов он был ярким и комфортным штатным освещением!), вдруг прорезала стробоскопическая серия ослепительных лучей голубого цвета.

Под готическими сводами отсека раскатилась пулеметная дробь ритмичных, скрежещущих звуков.

«Что еще за светомузыка в стиле ржаво-метал?» – заинтересовался Растов.

То была чоругская сирена боевой тревоги.

Вслед за сиреной, точь-в-точь как и на боевом корабле землян, раздался голос командира, донесенный внутрикорабельной трансляцией.

Поскольку автоматика капсулы продолжала работать в прежнем – звукопроницаемом – режиме, Растов услышал его вместе с синхронным переводом на русский.

– Восхищенные, сестры и братья! Корабль «Гибель и разрушение теплокровным» срочно возвращается в Зону Сшивки Номер Три. Причина – неожиданная вылазка теплокровных. Всем войти в состояние готовности к давлению и ускорению. Когда мы возвратим себе победу, всем членам экипажа будут розданы длинные и мягкие бурые пирожки несгибаемости.

Еще звучала экзотичная для небалованого ксеномузыкой солдафонского уха Растова речь капитана, а корабль «Гибель и разрушение теплокровным», закрутившись в двух плоскостях, уже вовсю осуществлял экстренный сход с геостационарной орбиты планеты-завода.

Перегрузки скачком достигли пяти «же».

К счастью, Растову не сломало шею, и он смог, распластавшись по стене своей капсулы, кое-как приспособиться к разгону.

Краем глаза он видел, как переживает ускорение Верховный Рак, чоруг Шчи.

Основание его трона намертво зафиксировали четыре механических манипулятора, показавшихся из-под палубы. После чего сидение-ложемент развернулось на карданном подвесе таким образом, чтобы перегрузка пришлась вдоль отсутствующего у рака хребта. Вместе с тем гелеобразная масса заполнила надувшиеся тут и там подушки безопасности.

Хуже всех пришлось эзошам, которые не успели добежать до разбросанных по отсеку спасительных противоперегрузочных ложементов.

Одного эзоша – Растову показалось, это был часовой, приставленный к нему персонально, – швырнуло в приоткрытую топку ментоскопа и буквально сломало пополам о край люка.

Остальные, долетев до дальней переборки отсека, кое-как прилипли к ней при помощи механических псевдоконечностей своих скафандров.

Но по хрусту хитина и своеобразному чоругскому скрипению, означающему крайнее недовольство, Растов понял, что для межзвездных перелетов физиология врагов была приспособлена еще хуже, чем у родных хомо сапиенсов…

Тем временем перегрузки дошли до семи «же».

Взор майора затуманился, и он едва различал собственную руку.

Из носа пошла кровь. Из ушей, кажется, тоже…

Вдруг окружающее почти полностью перестало Растова интересовать, и его сознание перенеслось в годы детства, проведенного под щедрым солнцем архипелага Фиджи.

Вот он делает человеческую голову из кокосового ореха. Рядом тем же самым заняты две его одноклассницы с крысиными косицами, Лиля и Мара.

Вот большая перемена, и, покончив с кокосовыми орехами, они, первоклашки, едут на экскурсию. Их ждет акулья ферма.

«Кто любит копченое акулье мясо?» – спрашивает смуглая и широкогубая учительница по имени Моаве Ивановна, поглаживая нательный крестик. Все вокруг кричат «я» и тянут руки. И только маленький Костя не кричит, он никогда не пробовал акулятины – мама всегда называла ее «гадостью».

Момент Х-перехода сам по себе Растов тоже не отследил. Но не заметить последствий Х-перехода было невозможно…

Как известно, вне зависимости от скорости объекта на момент Х-перехода его импульс полностью зануляется Х-матрицей и в точке выхода всякое движение прекращается.

Когда вдруг исчезло выкручивающее суставы и разрывающее клеточные мембраны ускорение и вместо него пришла вязкая тихая невесомость, дымчатое солнце архипелага Фиджи погасло, упитанные тупомордые акулы в бирюзовых загонах истаяли, и Растов очнулся…

Последующие полминуты он боролся с тошнотой, волнами подкатывающей к горлу.

«Не завидую летчикам… Танкистам, при всех наших минусах, все же полегче как-то», – подумал Растов с телесною тоскою.

Затем чоруги включили силовой эмулятор. Майор рухнул на пол своей капсулы, где и скрючился в позе зародыша.

На полу капсулы было так хорошо, что Растов невольно предался мечтаниям.

«Вот бы с Ниной на море…»

А что, если чоруги вдруг возьмут да и отменят ментоскопирование? Раскаются, вспомнят о конвенциях по поводу военнопленных, отправят его назад, в каморку с иллюминатором… И в качестве извинения пришлют туда еще «Жигулевского» и чебуреков…