Стальные грозы

Стоило Растову остановить свой взгляд на одном из фурмикариев – стометровом куполе из чоругского монокристаллического стекла, под которым смутно угадывались разновысокие термитники, – как в основании сооружения внезапно распахнулись ворота-гармошка и открылся тридцатиметровый проем.

Растов не мог оторваться. Он впервые видел воочию термитную ферму…

Ему вспомнилось (из какой-то, что ли, научно-популярной передачи), что те многоногие общественные черви, которых принято называть «чоругскими термитами», весят по полцентнера каждый, содержат высокий процент ценных протеинов и годятся в пищу даже человеку!

Затем в памяти вспыхнуло еще одно воспоминание: когда он был ребенком, об этих съедобных термитах горячо дискутировали на Земле. То было десятилетие страстного увлечения всем чоругским – философией, медициной, головоломками. В визоре один за одним выступали ученые-энтузиасты, которые наперебой докладывали, как полезно мясо этих тварей.

Футурологи на государственных зарплатах пророчили: пройдет двадцать лет, и такими фурмикариями покроется вся Луна! И это как минимум, ведь растить термитов гораздо быстрее, чем коров или свиней, и убивать их, кстати, не жалко (в свете чего термитофилия охватила вегетарианцев и борцов за права животных)…

Но в итоге для обычных русских людей чоругская еда так и осталась бессмысленно дорогой, практически недоступной экзотикой. Хотя на Кларе Растову попадался один ресторан, где термит-кебаб, ввезенный контрабандно, можно было отведать за умеренные десять терро – что однажды и сделала, хлопнув двести, мать его первой жены Беаты…

«Но зачем они открыли этот проем? Чтобы проветрить?» – не понял майор, продолжая созерцать фурмикарий на борту наукограда.

– Товарищ майор! – это был Загорянин. – Пошла реакция чоругов на наше появление! Город покидают десятки транспортных средств. Похоже, драпают потихоньку наши ученые…

И действительно: из ворот фурмикария, прямо на глазах Растова, вырвался летательный аппарат, напоминающий гибрид нескольких мотоциклов с земным спортивным планером.

В каждом «мотоцикле» сидело по чоругу. А огромное раскидистое монокрыло, закрепленное над ними, приводилось в движение тремя винтами в защитных решетчатых кожухах.

Не успел Растов и глазом моргнуть, как полкрыла внезапно разлетелись в щепки, машина опрокинулась на борт и камнем упала вниз.

– Кто стрелял?! – заорал Растов. – Кто разрешил?!!

– Так у нас приказ, Костя! – сказал Загорянин. – Никого из города не выпускать! Если они поймут, что можно вот так запросто слинять, мы в итоге захватим только пустые лаборатории! А все ученые – сбегут!

– Есть такой приказ, – подтвердил Илютин. – И я должен следить… гм-гм… за его выполнением. Стрелял я.

Через четыре минуты пятьдесят пять секунд после высадки первые смертоносные снаряды достигли своих целей. Ракеты землян ударили в турбинные движители летающего города, а чоругские аэроторпеды, прорвавшись через плотный огонь зениток, взорвались в расположении штаба батальона.

К счастью, штаб был полностью фальшивым. Все экипажи машин, оставив их работать в автоматическом режиме, предусмотрительно разбежались. Поэтому потери составили двоих легкораненых.

Растов, полностью поглощенный наблюдением за стрельбами зенитно-ракетных дивизионов, уже и позабыл о том, что им была обещана беспрецедентная воздушная поддержка.

Поэтому, когда поднявшиеся с борта Х-крейсера «Гумилев» десятки «Орланов» закрыли небо над его танками, лицо Растова просияло.

Заговорила рация:

– Здесь Хобот! Повторяю, здесь Хобот! Вызываю Овен-1.

– Овен-1 слушает, – отозвался Растов.

Беглый взгляд на травленную по алюминию и привинченную болтами прямо к подбою брони табличку позывных подсказал ему, что Хобот это не какой-нибудь там хрен с горы, а целый комкрыла, капитан второго ранга Роман Селезнев.

– Прошу ваших указаний, – запросил кавторанг. – Какая схема действий? «Зонтик» или «Трезубец»?

Схема «Зонтик» была придумана на случай массированной атаки чоругских дископтеров. Тогда все «Орланы» должны были развернуться на передовом рубеже и защищать батальон от воздушного налета.

Ну а «Трезубец» предполагал использование флуггеров для раскурочивания уцелевших движителей.

– Давайте «Трезубец». А то что-то наш объект падать не собирается.

У Растова было что еще сказать кавторангу. Например, он где-то читал, что чоругские восхищенные страшно любят кончать жизнь самоубийством – как некогда японские самураи. Так что совсем не в их интересах катавасию затягивать… Но дисциплина радио– эфира обязывала, и от культурологического экскурса он воздержался.

– Принял «Трезубец», работаю, – ответил кап-два.

В воздухе над батальоном с каждой секундой становилось все теснее.

Вслед за «Орланами» с борта «Гумилева» подтянулась разномастная стая с Х-крейсера «Ключевский».

«Хагены» инфоборьбы поставили плотную дымзавесу.

Три «Кирасира», выкрашенные в осназовский «мокрый асфальт», волокли СР-сканеры, которыми тут же принялись прощупывать летающий наукоград насквозь.

Ну а истребители «Громобой», посовещавшись с Растовым, присоединились к «Орланам».