Стальные крылья

Медленно и неторопливо дневное светило спускалось по вечернему небосклону, окрашивая небо в удивительные цвета. Мягкая желтизна, словно густой осенний мед, затопила воздух и вершины гор, оставляя подножия и склоны в наползающей на них тени. Спускаясь все ниже, солнечный диск посылал мне последние лучи тепла, словно стараясь приободрить, дать возможность пролететь еще чуть-чуть… Но вступающая в свои права ночь уже затопила подножия гор чернильной тьмой, из которой, словно зубы громадного дракона, вырастали залитые золотистым светом снежные вершины.

Лишь в последний момент мне удалось безопасно опустить наш фургон на скальный карниз. Свисавшая над ним шапка снежного наноса на мгновение блеснула ярко-оранжевым светом под последним лучом света – и пропала в затопившей горы ночи. Небо стремительно темнело, и пока я возился с тормозом и камнями, которыми для большей надежности решил обложить колеса фургона, стало совсем темно.

Пока я, охая и спотыкаясь, брел с последней парой камней к двери фургона, на небе одна за другой зажигались яркие и крупные звезды, тем не менее, не способные достаточно хорошо осветить мой путь, и лишь мерцание света в окошках нашего домика не позволило мне навернуться с края скалы. Ветер, усилившийся с приходом ночи, грозил сдуть меня в темноту, и я слышал, как поскрипывал, раскачиваясь, домик на колесах.

Зайдя внутрь, я крепко запер дверь на деревянную щеколду и с тревогой посмотрел на кровать Деда. Его шумное жесткое дыхание, казалось, стало тише, но такая частота… Мне совершенно не нравилась его одышка, а подоткнутые под спину заботливой Бабулей подушки сказали мне лучше любых слов – нужно поторапливаться.

Но лететь ночью через горы мы не могли. Как не мог я подняться выше гор или облететь их, не потеряв время, как другие пегасы. Не мог мгновенно переместиться в нужное место, в грохоте грома и блеске молний, как единороги. Но и не мог оставить Деда там, в этой небольшой деревушке, в которой не было даже собственного врача. Даже Бабуля, прикорнувшая на подушке возле кровати больного, не могла вылечить его одними своими желанием или знаниями. Нам оставалось только одно – лететь вперед.

Во власти мрачных мыслей, я стянул и вытряхнул посыпанную снегом куртку и тихо, стараясь не разбудить задремавших стариков, потопал к гудевшей в углу печке. Железную конструкцию, до боли напоминавшую старую добрую «буржуйку», намертво прикрутили к укрепленному железным листом полу, заменив решетчатую крышку цельнокованой, что позволило топить ее прямо в полете, не опасаясь вылета угольков. Наскоро перекусив остывшим овощным рагу, оставленным для меня Бабулей, я подбросил в печку еще пару поленьев, закутался в одеяло и уставился в огонь. Сон не шел. Я понимал, что с утра мне снова придется поднимать и нести на себе тяжелый фургон, бороться с порывами ледяного ветра и изнывать от чувства полной беспомощности в этих неизведанных горах… Но где-то на задворках сознания тихо звенела осенним комаром остренькая мысль – «Не ссспииии, не ссспппиииии! Хужжже будет!».

«Ну уж нет!» – Тряхнув головой, я плотнее прижал к себе гудевшие от усталости крылья, положил голову на передние ноги и прикрыл глаза – «Хватит с меня мистики! Завтра рано встав….». Додумать успокаивающую мысль мне было не суждено. Снаружи, перекрывая завывание зимнего ветра, донесся громкий, шуршащий звук. Словно наждачка, медленно ползущая по включенному микрофону, он шелестел и шуршал, заставляя стада мурашек маршировать по моей спине, как по плацу. Накинув куртку, я бездумно рванул дверь фургона… и остолбенел. На пороге, застыв в косых лучах волнующегося белого света, стояла темная фигура.

От неожиданности, я только и смог, что издать сдавленное блеянье и быстро захлопнул дверь, трясущимися копытами закрывая ее на щеколду. «Это что еще за хрень?!».

– «Доче… До-оченька-а-а» – послышался с кровати слабый, задыхающийся голос Деда. Он был почти не слышен на фоне усиливающегося шелеста и скрипа. Даже подойдя к кровати, я с трудом понимал, что хочет мне сказать задыхающийся пони.

– «Беги… Они… Пришли… Не уйдут… Хотят… Забрать…» – задыхаясь, бормотал Дед, лихорадочно сжимая мою голову копытами. «Что же это? Они пришли не за мной? Или за мной, но Дед этого не знает? А ведь он раньше с ними встречался…». Мысли лихорадочно проносились в моей голове. «Но бежать… Бросить этой потусторонней хренотени ставших мне родными стариков? Ну уж нет!».