Стальные небеса

– Посмотрю, – пообещал Люк. Информация воспринималась с трудом, и упоминание об атаке на Вейн царапало, заставляя холодеть. Он уже слышал об этом с утра, но слишком ошарашен был возвращением в человеческое тело, чтобы испугаться за Марину. Когда Люк пришел в себя на больничной койке, вокруг оказалось слишком много людей, и на него сразу вылилась куча информации.

Фон Съедентент бормотал что-то ехидное и сканировал его, был там и дракон Энтери – Люк все никак не мог сообразить, как тот оказался в Вейне. Берни с красными глазами, шмыгая носом, обнимал брата, а затем что-то рассказывал, рассказывал, рассказывал… в том числе и про нападение на замок… потом показал Люку в зеркале его глаза… и позвонил матери, потому что Дармоншир сам не в состоянии был набрать номер и смог только прохрипеть в трубку «Мама, это я» и отключиться. После оборота он то и дело терял сознание.

Более-менее Люк начал соображать, когда в палату ворвалась Марина и вцепилась в него – жаркая, требовательная, счастливая, плачущая и очень виноватая, словно якорем заставив оставаться в сознании.

– Вы мне можете объяснить, что случилось в Вейне? – попросил Люк, когда командующий закончил.

– Я знаю лишь в общих чертах, – покачал головой Майлз. – Думаю, это лучше узнать у господина Леймина.

– Конечно, сейчас расскажу. Но я бы хотел и показать вам кое-что, – кивнул Жак и потряс одним из мешочков, которые носил с собой.

Через несколько минут вышедшие на крепостную стену офицеры и командиры разглядывали огненную птицу, реющую высоко над фортом. Леймин сжимал в руке крупный бриллиант и докладывал о событиях в замке.

Командующий Майлз вдруг присел, постучал по стене.

– Лава. Охотник, – крикнул он, и к огнедуху присоединились еще двое, вырвавшись из двух крытых жаровен, стоявших у стены. Люк изумленно выругался. – Подарок от госпожи герцогини, – пояснил командующий почтительно. – Конечно, с нашей инляндской моросью мы не всегда сможем ими воспользоваться, но в дождь и раньяры летают неохотно.

– Она вся изрезана была, живого места не осталось… – дребезжал старый безопасник. Леймин рассказывал, рассказывал, а Люк, улыбаясь, смотрел на трех играющих птиц, таких ярких в сумерках, что начинали слезиться глаза, и холодел от мысли, на что пошла Марина ради Вейна, и почти воочию видел ее, тонкую, гневную, с отчаянием в глазах, натянутую стрелой, истекающую кровью, но продолжающую отсылать в небеса огнептиц.

– Благодарю, Жак, – сказал его светлость, когда Леймин закончил. – Похоже, – он усмехнулся, ощущая и запоздалый страх за нее, и восторг, и гордость, – я очень многого не знаю о своей супруге. Господа, – он повернулся к присутствующим, – мне пора. Мы скоро увидимся, обещаю.

Все окна семейных покоев были открыты. Люк опустился на подоконник одного из них уже в темноте и едва не рухнул от контраста между сильным и гибким змеиным телом и слабостью, навалившейся при обороте.

Марина была там – она, одетая в длинное голубое платье, что-то писала, сидя за секретером, ежась от свежего воздуха с улицы. Повернулась, встала, пока он неуклюже спускался с подоконника и ковылял к ней. Глаза ее были огромными, и губы дрожали – то ли от улыбки, то ли от сдерживаемых слез.

Люк обнял ее, закрывая глаза и почти проваливаясь в сон. Больше не хотелось никуда идти и ничего делать. И Марина обхватила его руками в ответ и начала гладить по спине, шумно вздыхая и, кажется, все-таки заплакав.

У него даже не было сил сказать, чтобы она не плакала, – так хорошо ему было и так хотелось спать.

– Люк, – позвала она, легко поцеловав в висок. Он одобрительно замычал, потерся о ее мокрые губы щекой. – Люк, не спи. Я очень хочу сейчас побыть с тобой, но… Люк. Мама здесь. Она ждет тебя. Места не находит.

Он потряс головой, еле разлепив глаза. Несколько мгновений смотрел на Марину, соображая.

– Где? – прохрипел он.

– В своих покоях, Люк.

Дармоншир двинулся вперед и пошатнулся. И тогда Марина взяла его под руку и медленно повела к дверям.

Леди Лотту он увидел сразу, как Марина открыла дверь. Мать сидела в кресле, в темноте, перебирая молитвенные четки. Здесь пахло горем, пылью и надеждой.

Она вскинула голову, всхлипнула, приподнявшись, – но Люк в несколько шагов преодолел гостиную и почти рухнул перед ней на колени. Леди Шарлотта наклонилась вперед, обняв его, тяжело дыша, молча, судорожно проводя руками по голове, по спине, словно ощупывая, словно не веря, что это он.

– Мама, – проговорил он глухо, – прости.

– Люк, мой Люк, мальчик мой, – наконец выдохнула она, прижала его голову к груди и заплакала, целуя в макушку и раскачиваясь, будто он все еще был маленьким и она качала его, усадив на колени. Подняла его лицо к себе и начала целовать – в лоб, щеки, нос, – улыбаясь дрожащими губами и разглядывая так, словно насмотреться не могла.

Его светлость почувствовал, что и у него царапает в горле и в груди сжимается ком, – поэтому он, виновато кашлянув, приподнялся и крепко обнял мать.