Сталтех

Сначала над жутковатым комплексом агрегатов, окружающих громоздкое кресло, зажегся неяркий свет, затем по приборам и устройствам прокатилась волна индикационных огней, далее пришли в движение механизмы самого кресла: с тонким подвыванием сервомоторов оно вдруг начало менять угол наклона спинки, как бы усаживая безвольное тело мнемотехника в определенное положение. Антрацит по-прежнему не открывал глаз и не подавал признаков жизни, но автоматике было глубоко наплевать, в каком состоянии находится хозяин. Из широких подлокотников внезапно выхлестнулись неприятно поблескивающие гибкие манипуляторы, заключенные в гофрированные оболочки. Извиваясь, словно змеи, они накрепко обхватили руки, ноги и грудь мнемотехника, пристегнув его к креслу. Следом от блоков аппаратуры начали выдвигаться различные приспособления, вспыхнули несколько зеленых сканирующих полосок света, одна начала медленно двигаться по лицу Антрацита, другая по груди, третья исследовала ноги, к рукам мнемотехника плотно прижались несколько шунтов, ловко проскользнув под одежду и соединившись с металлизированными пятнами на коже.

Максим наблюдал за скоротечными процессами, раскрыв рот.

На приемах у Пингвина все происходило намного быстрее и проще. Мнемотехник лагеря мотыльков обычно ограничивался включением одного устройства, похожего на точечный фонарик с синим светофильтром, установленном на гибкой штанге. В его свете пятно на запястье выглядело особенно зловещим, но после облучения не разрасталось.

Максим, пристально следя за происходящим, поймал себя на мысли, что аппаратура у Антрацита намного сложнее, по крайней мере, внешне, а вот источников синего излучения нет.

Хотя откуда мне знать, как эти комплексы должны работать?

Тело мнемотехника внезапно конвульсивно задергалось, будто через него пропустили разряд тока.

Начинается… – неприязненно подумал Максим. Он многое сносил без особого волнения, но все, что касалось мнемотехнических операций, вызывало у него стойкое отвращение, неприятие и страх.

Тонко взвизгнули сервоприводы. Сканирующее излучение погасло, теперь три замысловатых агрегата, установленных на подвижных платформах, выдвинулись к креслу и нависли над пристегнутым телом Антрацита, протянув к нему десятки гибких щупалец-манипуляторов.

Максим обреченно закрыл глаза.

В подвале было значительно теплее, чем на улице, и он давно взмок, но разгерметизировать экипировку опасался. Слишком много вокруг предметов и артефактов, носящих следы воздействия скоргов. Неизвестно, чем занимается мнемотехник в своей лаборатории.

Чтобы не щекотать себе нервы, он устроился поудобнее, отвернулся и сам не заметил, как задремал.

* * *

– Не сопрел?

Максим вскочил, словно ошпаренный, отшатнулся, вскидывая автомат, но, узнав Антрацита, обмяк, чувствуя, что все тело действительно покрыто испариной.

– Напугал!..

– А что ты такой дерганый? – Мнемотехник выглядел вполне бодрым, отдохнувшим и главное – здоровым. Сложно было представить, что несколько часов назад он висел, пришпиленный к стене металлизированными штырями, и едва мог ворочать зрачками.

– Я не дерганый! – зло огрызнулся Максим.

Антрацит прищурился, затем понимающе кивнул.

– Извини, брат. Мне следовало догадаться, что ты не имплантирован. Мотылек? Из лагеря Греха?

Максим кивнул.

– Можешь снять экипировку. Здесь безопасно. Вон там в углу за шторкой душ. Не бог весть какие удобства, но все же пот и грязь смоешь. А я пока соображу поесть.

Максим растерялся. Конечно, снять надоевшую, уже порядком заскорузлую экипировку, вымыться – это здорово. Но существовало одно обстоятельство, заставившее его отрицательно качнуть головой.

– Мне уходить надо. Срочно.

– Почему? – искренне удивился Антрацит.

– Время. Если к восьми часам в лагерь не успею, худо мне будет.

– Может, объяснишь, в чем дело? Ты мне жизнь спас. Это дорого стоит.

– Ты ничем не поможешь. – Максим вздохнул. Мысли о свободе оставались лишь грезами. Он настолько страшился серебристого пятна на запястье, так сильно робел перед любыми мнемотехническими вмешательствами, что предпочитал мириться с существующим положением вещей. За истекшие месяцы он даже не спросил ни у Пингвина, ни у торговца, сколько нужно добыть артефактов, чтобы избавиться от проклятого металлизированного пятна. Все дело в страхе. Как выводить скоргов? Что будет, если колонию серебристой дряни не удастся удалить? Мнемотехнику из лагеря он инстинктивно не доверял.

– Ну, что примолк? – Антрацит продолжал внимательно, пытливо, но не враждебно смотреть на Максима. – Зачем тебе в лагерь? Здесь убежище намного надежнее, поверь. И моя благодарность гостеприимством не ограничится.

Максим вдруг подумал: а будь, что будет. Может, врал Пингвин, что другой мнемотехник ничем не поможет? Цену себе набивал?

– Мне в лагерь надо чтобы к нашему мнемотехнику попасть.

– Зачем?

– Он облучает руку каждый день.