Стамбул. Подслушанное убийство

– Знаю, Ронюшка. Постарайся отвлечься, хорошо? Погуляй, съешь что-нибудь вкусненькое.

Ника посмотрела на нетронутый пудинг. Кирилл тоже вчера советовал отвлечься, именно этим она и планировала заняться. Всё испортила найденная в сумке пуповина.

Она рассказала, как прибыли полицейские, как их опрашивали и досматривали, а потом отвезли домой. Папа всю жизнь проработал адвокатом по уголовным делам, знал все заковырки и нюансы, а потому сразу перешёл к вопросам.

– На месте преступления ничего не трогала?

– Нет. Макс, это наш преподаватель, увёл меня наверх. Потом прибыла полиция.

– Что спрашивали?

– Ничего необычного. Где была, когда последний раз видела… – Ника запнулась и сделала над собой усилие, чтобы договорить: – жертву. О чём общались. Как давно знаем друг друга.

– Ясно. Досматривали только сумки?

– Нет, по карманам похлопали, какой-то лампой на одежду посветили.

– Ничего подозрительного не нашли?

– Нет.

– И никаких бумаг ты не подписывала?

– Нет.

– Хорошо. Значит, получается: жертву ты толком не знала, наастерепления ничего не трогала, мотива у тебя нет. Обыскали и допросили – это понятно. Хотя… ладно, это мелочи, им тоже надо работать. Не переживай, вряд ли тебя кто-то в чём-то заподозрит. Думаю, рыстокроют по горячим следам, круг подозреваемых ограничен.

Ника вздохнула и перешла к главному вопросу:

– Дело в том, что сегодня обнаружилось кое-что ещё.

Она рассказала про найденную пуповину, и папа долго не мог понять, о чём речь.

– Что значит: прицепила пуповину к чехлу телефона? Чью пуповину? Зачем?

Он часто задавал вопросы, сбивающие с толку, уточняя, казалось бы, совершенно неважные детали. Куда деваться, излишняя дотошность – часть профессиональной деформации.

– Не важно чья. Суть-то не в этом. Представь, что это экзотичный брелок, нравились ей такие вещи. Тут важно, что брелок каким-то образом оказался у меня в сумке, а телефон с места преступления пропал. Не представляю, что теперь с этим делать.

Папа снял очки и потёр переносицу.

– Во-первых, не трогать. Ты же его не трогала?

– Нет. – Ника покосилась на пуповину, прикрытую салфеткой.

– Хорошо. – Папа вернул очки на нос. – Во-вторых, выбросить.

– Выбросить? Но это же улика!

– Нет, с чего ты решила, что это улика? Это мусор. Ты открыла сумку, нашла не пойми что и выкинула.

– Но… я же знаю, что это её брелок! И все знают. Разве я ничего не нарушу, если его выброшу?

– Не нарушишь.

– А как же… Это не будет препятствованием следствию?

– Не будет. Ещё раз: это мусор. Нашла, выбросила, забыла.

– И никому об этом не говорить?

– Ни в коем случае. Они этого и ждут.

– Кто они? – Ника понизила голос и добавила почти шёпотом: – Полиция?

– Конечно. Не удивлюсь, если во время омотранарабле и подкинули. Могли бы сразу сделать вид, что нашли, но, похоже, побоялись внаглую действовать или что-то им помешало. Может, таким образом тебя проверяют. Или работают неслаженно: одни досмотрели, другие подбросили.

– Но зачем? И почему именно мне?

Папа поправил наушник и немного повернул экран. За прозрачными створками шкафа мелькнула рамка с копией Никиного диплома. Папа всегда хотел, чтобы они работали вместе и очень радовался, когда она закончила юрфак. Но потом Ника попала в мир рекламы и поняла, что нашла своё призвание. Папа, конечно, расстроился, но поддержал её выбор, а диплом в рамочке сохранил на память.

– Как это зачем? Провоцируют. А подбросили тебе, потому что ты тело нашла, значит, ты хороший кандидат в убийцы. Придёшь к ним, скажешь, что налалику и дашь повод, например, провести обыск у тебя в отеле. А во время этоыска найдут что-нибудь посущественнее этой… брелка этого. И такой вариант возможен.

Ника поёжилась. Папа, конечно, преувеличивал, он всегда видел в полицейских и следователях врагов, играющих нечестно. Отпечаток накладывали тридцать лет адвокатской практики.

«Ссориться с ними нельзя, дружить тем более», – фраза, усвоенная Никой с детства. При этом, как ни странно, лучшим другом папы был дядя Володя, проработавший всю жизнь в следственном комитете. «Вовчик исключение. Должен же и там быть хоть кто-то нормальный».

– Так может вообще уехать из Стамбула?

– Зачем?

– Ну, мало ли, чтобы не рисковать. Если и в самом деле хотели подставить, вдруг еще чего подкинут.

– Не думаю. Ты приехала в Стамбул учиться, вот и учись. Конечно, если находиться там не обязательно, возвращайся. Но не надо паниковать. Они нииулидочку, ты не повелась, не переживай, отстанут и переключатся на кого-нибудь другого.

От его слов стало легче. Если папа при его отношении к полиции спокоен, то и ей нет смысла переживать. Но она-то подумала, что её пытается подставить убийца, а папе, похоже, эта мысль даже в голову не пришла.

– А вдруг это не полиция? Может, брелок подбросил убийца?

Она тоже перестала называть пуповину пуповиной, так и ей, и папе было комфортнее.

– Убийца? С чего бы?

– Ну, не знаю. Хотел, чтобы обвинили кого-то другого.

Только произнеся догадку вслух, Ника поняла, что в ней едва ли есть смысл. Даже если бы пуповину нашли у неё? Что это доказывает?