Османы уже завезли тюльпаны на Запад, породив в XVII в. финансовую горячку в Европе, пресловутую «тюльпановую лихорадку». Теперь же тюльпаны везли из Голландии и Ирана – и не как редкостную диковину, а в изобилии. Путешественники писали, что в саду великого визиря росло 500 000 цветков, бутоны подсвечивались лампами всех цветов радуги и свечами. За садами ухаживали садовники – как женщины, так и мужчины. Городские власти вырастили 44 новых вида тюльпанов. Даже гостям на приемах у султана приходилось надевать одежду, которая дополняла бы цветочную палитру.
Неожиданным образом от этого выиграли и обычные жители. Желание подсветить эти цветы хитрым образом привело к тому, что улицы и площади города стали больше освещены (прежде предполагалось, что после ночной молитвы горожане должны оставаться дома, а значит, в Стамбуле не могли похвастать городской подсветкой). Во избежание мятежей и волнений жители Стамбула с наступлением темноты должны были носить с собой фонари. Горожане «эпохи тюльпанов» с восторгом рассказывали о том, как самозабвенно они обживали свой ночной, по-новому сияющий город.
Я помню, что когда в 18 лет впервые побывала в Стамбуле, меня заворожили рассказы хозяев кафе – они описывали празднества, которые проводили 250 лет назад при Ахмеде III, так, будто они видели их своими глазами. Все это было в те времена, когда черепах выпускали с ночниками на спинах, и они плавно покачивались среди зелени садов, освещая их. Сам ландшафт города располагал к театральным постановкам: во время процессий гильдий кондитеры создавали собственные тюльпановые поля из сахара, а зрители выстраивались за рядами цветного шелка. Большая часть произраставших тут видов цветов в наши дни исчезла, но с XVIII в. их увековечивали на плитке и тканях – новая «визитная карточка» города.
Да, и на тканях. Стамбул славился роскошными, расшитыми тканями. Туркам, этим путникам и детям Шелкового пути, приходилось изобретать самые легкие и наиболее транспортабельные виды предметов роскоши. С самых истоков у них был доступ ко множеству востребованных видов сырья в Азии. Их особым мастерством было изготовление высококачественных тканей. В гареме трудилось две сотни ткачих-мастериц. Весьма приветствовалось, если дома женщины оттачивали высочайшее мастерство вышивки.
Помимо надомного производства тканей по всей Анатолии и Османской империи (в котором участвовали, в основном, женщины), турки ткали или вышивали полотна, где изображались поля военных шатров, дома с балконами, увеселительные парки. Еще изготавливались ткани с рисунком, напоминающим павлиний глаз, шкуру леопарда, солнечные лучи и листья в форме лютни. Туфли украшали роскошными, контрастными бархатными зигзагами, а подушки расшивали жемчугом. На военных флагах вышивали строки из Корана.
Тяжелую мебель в западном стиле – в городе едва ли нашелся бы хоть один стул – не любили, зато банкетки и диваны драпировали тканями, а торговцы сидели под расшитыми навесами. В греческом Византии государство финансировало мастерские по изготовлению реликвариев, а османы поддерживали женщин-вышивальщиц и мужчин-каллиграфов. Такие мастера, как Хафиз Осман, создавали неуловимо красивые тексты. Одни воспевали Аллаха, другие составляли документы для канцелярии Османской империи. Каллиграфические тексты писали на пергаментах, бумаге и даже таком нежном материале, как опавшие листья. Эти изысканные манускрипты тоже стали высоко цениться на Западе.
Массовая каллиграфия долгое время была отличительным ремеслом этого османского города, но отныне строки из Корана и хадисов, выполненные на керамике, бронзе, мраморе или золоте, стали появляться повсеместно. В 1727 г. в городе открылось первое книгопечатное производство с использованием османского языка и арабского шрифта, типография Мутеферрика (просуществовала она недолго, и лет через десять была законсервирована). В 1746 г. в садах Топкапы вновь стали проводить фестиваль тюльпанов. В высоких, светлых, полных напечатанных на арабском языке книг залах библиотеки дворца Топкапы, которая и сейчас завораживает, можно было найти отдохновение от ярких растительных красок. Правители города помнили видение Османа о Костантинийи и пытались воссоздать его. А многочисленным приезжим с Запада оставалось все записывать.