Стамбул. Сказка о трех городах

Мятежи и гражданские волнения в 1730 и 1740 гг. (когда были разграблены дома и торговые помещения на берегах Золотого Рога) напомнили городу о том, что тут протест – это народная традиция. Крикуны на улицах призывали жителей Стамбула «к оружию», велели закрывать магазины, а когда казалось, что назревает беда, объявлялся комендантский час. Попавшиеся получали телесные отметины: если удавалось избежать казни, то всякого, кого подозревали во лжи относительно его участия, подвергали отсечению конечностей, порке, битью по подошвам или выжиганию клейма (женщин обычно били по ягодицам, а затем высылали из города). Мятежникам отсекали голову. И хотя на Западе писали, что «визитная карточка» Стамбула – сажать на кол (это не так), такое наказание предусматривалось.

Вызывали трения и прибывавшие в город беженцы. После неудачного наступления на Вену в 1683 г. султан не стремился затевать военные походы на другие страны, однако многие из тех, кто пришел в Стамбул за спасением, бежали от столкновений на землях Османской империи. В середине XVIII в. в городе было зафиксировано 10–12 тысяч иммигрантов из Албании. Во время рамадана регулярно случался наплыв попрошаек и дервишей. Эти мигранты, похоже, образовали некий низший слой общества, они спали на улицах, а местные жители их презирали. Бывало, раздавались публичные заявления о том, что эти «непрошеные гости» должны отправиться «туда, откуда пришли».

На протяжении всего XVIII в. рос как уровень организованной преступности, так и масштаб проституции{839}. В городе чувствовалось напряжение. И, несмотря на попытку Ахмеда III установить мир с помощью культурных прямых мер, в 1726 г. толпа десять суток швыряла камнями по дворцу.

И все же сила Стамбула долгое время и заключалась именно в его пестроте. Порой жители Галаты и Перы (по большей части христианских районов), отправляясь через Золотой Рог в Стамбул, боялись за свои жизни, зато был шанс смешаться с курдами, грузинами, албанцами, арабами, эфиопами. Многие приезжие иностранцы искренне восхищались качеством и разнообразием еды, вин и музыки, а также чистоте помещений, где ее готовили и подавали. Культуру воды в Стамбуле сравнивали с лондонской, парижской и венской – с огромным перевесом в пользу первой.

Изумительно интересный факт: наиболее ярко в пользу османского стремления перенять западную культуру свидетельствуют «Peintres du Bosphore» – художники, писавшие в традициях Востока. После появления в Париже в 1721 и 1740 гг. османских послов распространилась мода одеваться en sultane (в том числе, ей следовали любовницы Людовика XV – маркиза де Помпадур и графиня Дюбарри). А Александр Поуп заказал портрет леди Мэри Уортли-Монтегю в османском наряде. Эту картину он повесил в своем особняке на Темзе. Портретист Лиотар в 1750-х гг. фланировал по Лондону, переодевшись в османского турка. Этот модный фетиш перекидывали с Запада на Восток, словно эстафетную палочку, пока в 1829 г. не провели реформу о служебной форме: те, кто служил при дворе султана, стали носить отороченные мехом накидки, традиционные кафтаны и тюрбаны. До конца XIX в. на пике моды держались фески и стамбулины, застегивающиеся сверху донизу на пуговицы халаты, носить которые султан настойчиво призывал жителей.

Между тем, со времен правления султана Селима III (1789–1807 гг.) при дворе неистовой популярностью пользовалась портретная живопись в западной технике. Дома Селим III позволял женщинам вести счета, сочинять музыку, стрелять из лука. Идти в ногу со временем султана побуждали, скорее, политические, чем чисто эстетические мотивы. Он писал, что Османская империя «разваливается». Когда главным евнухом был Морали Бешир-ага, его личное войско проносилось по улицам, вымогая мзду. Янычары, некогда представлявшие в городе иноземную силу, стали врагами перемен.

Другие же продолжали наблюдать за этой «столицей мира» из-за рубежей империи. Наполеон Бонапарт якобы говорил: «Если бы мир был единым государством, то его столица была бы в Стамбуле». В 1793 г. османы открыли свое первое посольство в Лондоне (сначала их тридцатилетний посол обосновался в Royal Hotel на Пэлл-Мэлл), вступив в союз с Англией, чтобы противостоять Наполеону. В 1798 г. французы захватили Египет. В Париже благоговели перед восточной модой, и во время разрушительных военных кампаний Наполеона Европу наводнили сокровища с Востока. Египетская военная кампания диктатора – в конце концов неудачная – подразумевала участие отрядов «исследователей» и «ученых», нацеленных на «научную экспедицию». Все вместе они насобирали около 5000 важных исторических артефактов, действуя, как те первые византийские правители Константинополя, собиратели предметов искусства. Однако поражение означало, что огромная часть культурных трофеев, в конце концов, оказалась в Англии – как, например, Розеттский камень в Британском музее.