Стамбул Стамбул

– Шла война. Истории о войне обычно длинные, но эту я расскажу вкратце. Один отряд был изрядно потрепан многодневными боями. Съестные припасы у солдат кончились, связь с другими отрядами они потеряли. Решили отступать. Ночью в темноте пустились в путь, долго шли и в конце концов добрались до широкого горного луга. Набрали воды из озерца, собрали ягод с ежевичных кустов. Подстрелить оленя они не могли: вдруг враг услышит? Немного поспав, начали подниматься на крутую гору. Шли по ночам, а днем спали среди скал. Огонь не разводили, ловили змей и ящериц и ели сырыми. Если бы им не было известно, что враги убивают пленных, среди них обязательно нашлись бы готовые сдаться, лишь бы их кормили хоть раз в день. Вот бы узнать, что с армией, не разбита ли? Как установить с ней связь? Никаких следов своих войск им не встречалось, зайти в какую-нибудь деревню и расспросить крестьян они не осмеливались. Вся окрестная местность находилась под контролем противника. В общем, это длинная история, я ее пересказываю вкратце. Через три дня редеющий отряд поднялся на другую гору. Бойцы от усталости повалились на землю и уснули под лучами солнца. Вечером нашли воду, умылись, немного пришли в себя и стали разбираться, куда забрели. Один солдат с золотым зубом, указав на долину внизу, сказал, что там – его родная деревня. Товарищи его, словно заблудившиеся дети, стояли и смотрели в ту сторону, глотая слюну. Огни деревни мерцали в темноте, словно светлячки. Солдат с золотым зубом сказал, что мог бы сходить туда и принести что-нибудь поесть. Командиру эта идея не понравилась: солдата могли схватить и убить. Но тот отвечал: «Все одно мы вот-вот умрем. Если повезет, я принесу не только еды, но и вести о том, где наши и что с ними». Все его поддержали. Простившись с товарищами, солдат отправился в долину, растворился в темноте. Небо трижды поменяло цвет, из сиреневого стало алым. На заре солдат с золотым зубом вернулся, нагруженный двумя мешками. На расспросы товарищей ответил: «Я хочу сначала кое-что вам рассказать. Присаживайтесь». И он положил на землю свои мешки. «В деревне полным-полно вражеских солдат. Но они не знают ее так, как я. Поэтому мне удалось пробраться никем не замеченным к своему дому. Постучал я в дверь. Дверь открыла жена и едва не вскрикнула от неожиданности, но я зажал ей рот, успокоил ее. А вот что случилось дальше?» Задав этот вопрос, солдат с золотым зубом сунул руку в мешок и достал круг сыра. «Кто даст правильный ответ, тот получит этот сыр». Много дней изнемогавшие от голода солдаты закричали наперебой: «Ты спросил, сколько в деревне врагов!», «Ты спросил, где наши!» Пока все кричали, сидевший позади других боец родом из Стамбула поднял руку и сказал: «Ты прямо там, у двери, посношался со своей женой». Солдат с золотым зубом рассмеялся и кинул стамбульцу сыр. Послышались удивленные возгласы и смешки. Тогда солдат с золотым зубом достал из мешка кусок пирога. «Этот пирог, – сказал он, – я дам тому, кто скажет, что было дальше». – «Ну уж теперь-то спросил, где наши!» – ответил один боец. «Нет, ты справился о здоровье детей», – предположил другой. Сидевший сзади стамбулец опять поднял руку. Такие всегда держатся позади, что в армии, что в школе. «Ты еще раз посношался со своей женой», – предположил он. Солдат с золотым зубом снова рассмеялся и вручил ему пирог. Затем достал из мешка жареную курицу и поднял ее над головой: «А это – тому, кто знает, что было после!» Тут все бойцы, словно на утреннем построении, в один голос закричали: «Ты в третий раз с ней посношался!» Солдат с золотым зубом за живот схватился от смеха: «Нет, потом я снял сапоги!»

Я повторил последнюю фразу: «Нет, потом я снял сапоги!» – и, зажав рот рукой, сдавленно рассмеялся. Доктор и дядя Кюхейлан тоже смеялись, их плечи ходили вверх-вниз. Слышно ничего при этом не было, но стена, к которой мы прислонились, дрожала. Мы походили на детей, которые, нашалив, прячутся там, где их не увидят взрослые, и тихонько смеются. Наши глаза светились весельем. Один из способов получше узнать человека – выяснить, над чем он смеется. С парикмахером Камо мы знакомились, выясняя, над чем ему смеяться не хочется. Лицо его оставалось угрюмым, взгляд – совершенно равнодушным. Ему не было дела до того, над чем мы так долго хохочем.

Немного успокоившись, я выдавил из себя:

– Что-то уж больно много мы веселимся, как бы не случилось с нами чего плохого.

– Плохого? – отозвался Доктор. – Что же плохого может с нами здесь случиться?

И мы снова рассмеялись. Смеющийся человек, так же как и пьяный, забывает о будущем, не печалится о жизни. И время, когда смеешься, останавливается, как от боли. Прошлое и будущее стираются, и остается лишь бесконечность, имя которой – мгновение. Устав смеяться, мы замолкли. Вытерли выступившие на глазах слезы.

– Эту историю я слышал, – сообщил дядя Кюхейлан, – но в ней не было солдата из Стамбула – события происходили в России.

Вместо меня ответил Доктор:

– Здесь любая история цепляется за Стамбул.