Стан Избранных (Лагерь святош)

— Вы хорошо там всё рассмотрели? — получить информацию было важнее, чем поставить юнца на место.

— Отлично, — кивнул парень. — Только долго не получилось задержаться. Пару раз мне врезали, между прочим. Какой-то вояка с пушкой. Как будто я какой-то мусор. А некоторые рыдают там, — целая толпа ревущих солдат, я их видел. Это круто! Я вам говорю, — завтра здесь всё изменится. Вы не узнаете эту страну. Всё переродится, по-настоящему!

— Вы видели людей с лодок?

— Конечно!

— И вы полагаете, что похожи на них? — прищурился профессор. — Посмотрите на себя. У вас белая кожа. Вы говорите по-французски, в вашей речи слышен местный говор. Вы, кажется, христианин. У вас, наверное, есть где-то семья. Я прав?

— И что с того?! — отпарировал молодой человек. — Моя настоящая семья — вон те, на кораблях. Я тут, чтобы воссоединиться с моими братьями, сёстрами, матерями и отцами. И жёнами, если я захочу. Я пересплю с первой же, кто мне даст, и сделаю ей ребёнка. Чудесного чёрненького малыша. А потом я растворюсь среди них. Вот это жизнь, понимаете?!

— Вот именно, растворитесь, — подхватил профессор. — Вы потеряетесь в толпе. Они даже не заметят вашего существования!

— Класс! Это же именно то, что мне нужно! Мне осточертело быть винтиком, единицей среднего класса! Я не хочу штамповать таких же, как я, — если вы это понимаете под «существованием». Мои предки свалили поутру. И мои сеструхи с ними. Типа испугались, что их изнасилуют, обеих сразу. Они ведут себя как все, одеваются, как все. Ну, эта дурацкая одежда. Всякие штуки, которые они годами не надевали. Юбочки такие аккуратненькие, блузки на пуговках. Перепуганные до смерти, прямо не узнать их. Куда они собрались? Всё равно им не убежать. Никому не убежать. Ну, ладно, пусть попробуют, хотя, — он беспечно махнул рукой, но было и что-то обречённое в этом жесте. — Всё, им конец. Всем. Блин, вам стоило их увидеть! Мой папаша, лихорадочно набивающий свой сраный грузовичок сраными башмаками из своей сраной лавки. Моя мамаша вертит головой туда-сюда, соображая, что ещё можно впихнуть, что есть ещё ценного и что можно бросить. И сеструхи, — жмутся друг к дружке, как куры, и таращатся на меня, икая от страха, как будто я первый в охрененно длинной очереди, чтобы их хорошенько оттрахать. А я ржу и отрываюсь вовсю, чувак! — парень даже приплясывал от избытка охвативших его чувств. — Мой папахен закрывает решёткой витрину своего магазина, запирает её и прячет ключ в карман. Дятел, блин! Я ему говорю: «На хрена ты это делаешь? Да я без проблем всё открою, и никакого ключа мне не надо! Вот завтра возьму и открою. Знаешь, что они сделают с твоими вонючими башмаками? Не знаешь?! Они нассут в них, папуля. Или сварят и съедят. Они же босиком привыкли ходить, сечёшь?!» А он смотрит на меня, как полный кретин. А потом он мне врезал. А я врезал в ответ, — поставил ему вот такой фингал, — парень воинственно махнул кулаком перед самым носом профессора. — Ничё так попрощались родственнички, да?!

— Ну, а почему вы здесь? Именно в этом посёлке? Именно в моём доме? — с интересом, как будто даже отстранённо, спросил Кальгюйе.

— А это моя добыча — всё это, — парень повёл рукой вокруг себя широким жестом. — Я послал к дьяволу всё ваше общество ещё тогда, когда оно было живым. А теперь оно сдохло, и я тут промышляю костями. Вот это называется — перемены, чувак! Я тащусь от этого! Всё катится к чертям собачьим! Вы все покойники. Кроме солдатиков, вас, меня и парочки моих друзей тут нет никого на километры вокруг. Поэтому всё тут моё, чувак. Да ты не бойся, дядя, — довольный собой парень ухмыльнулся, как будто невзначай переходя в одностороннем порядке на «ты». — Не съем я тебя, — недавно похавал. Да и вообще, мне нужно немного. И опять же, — всё тут моё. Завтра я встану вот тут, — он топнул ногой, — и пущу их всех сюда. Пусть берут. Я — как король, который отдаёт первому встречному королевство. И это круто! Сегодня же Пасха, верно? Ну, похоже, ваш Христос воскрес последний раз. И он вас не спасёт, как никогда не спасал.

 — Боюсь, я не успеваю за вашей мыслью, — вежливо-холодно заметил профессор.

— На этих кораблях миллион народу, и каждый из них — Христос, — захохотал парень. — И первое, что они сделают завтра утром, — они воскреснут. Миллион воскресших Христов! Каждый из них — воплощение Христа! Это же он их создал, так?

— Вы верите в Бога?

— Да пошёл он!

— А как же миллион Христов? Это ваша собственная идея?

— Ни фига не моя, но забавная. В смысле, для попа забавная. Я услышал её от священника. Ну, такой, из работяг, из паршивых кварталов для пролов. Я с ним столкнулся где-то час назад, он бежал мне навстречу, — я сюда как раз поднимался. Мчался, как псих, вниз. Я сначала подумал — он пьян в лохмотья, но нет, — просто спятил. Побежит, остановится, руки кверху задерёт и вопит: «Благодарю Тебя, Боже! Благодарю Тебя!» И опять бегом вниз. Да их тут полно таких!

— Каких?