Стань моей истинной

На самом деле никаких жизненно важных органов она столовым ножом не задела, поэтому мужика зашили и посадили, а её отправили куда-то лечиться. На суде он кричал, что это он так её воспитывал.

Мне тогда было лет девять, поэтому всё, что знала про тот случай, я услышала из разговора двух соседок около подъезда.

Вот этой истории я и решила придерживаться.

— Ну так что? — поторопила тëтка, вырывая меня из воспоминаний.

Я глубоко вдохнула и принялась безбожно врать:

— Понимаете, госпожа Валенсия, три года назад я познакомилась с парнем. Мы встречались около двух месяцев, а потом его забрали в армию. Два года он писал мне очень нежные письма, а я ждала его и думала, что люблю. Мы поженились полгода назад, едва он вернулся. И оказалось, он совсем не такой, как я себе надумала.

Я тяжело вздохнула, пытаясь выдавить из себя слёзы. Не получилось.

— Первый раз он ударил меня через неделю после свадьбы, а потом долго извинялся и обещал, что такого больше не повторится. Повод-то был совсем пустяковый — я разбила кружку. Но ещё через две недели я прожгла утюгом его рубашку, и тогда он меня избил. Потом снова вымаливал прощение. И я простила. Дура!

Я всхлипнула, надеюсь, очень натурально и продолжила:

— А потом побои вошли в привычку. Он бил за любую провинность, будь то пересоленный суп, плохо отглаженные брюки или опоздание с работы на десять минут. Не знаю, кто его так научил, но синяков на теле не оставалось, да и по лицу он никогда не бил. Я пробовала от него уйти, даже сняла квартиру, но он выследил меня после работы, притащил домой и избил так, что я неделю провалялась в кровати. А потом сказал, если ещё раз такое повторится, он закопает меня в лесу и даже поплакать ко мне на могилку прийти будет некому.

Я бросила на женщину осторожный взгляд и утëрла одинокую слезинку.

— Понимаете, мои родители пили и, пока я жила с мужем, продали свою квартиру каким-то мошенникам. Мне даже уйти от него было некуда.

— А где сейчас твои родители? — спросила Харм, когда я замолчала, обдумывая, зачем вообще несу эту чушь.

Наверное, слишком испугалась, что это Анадар попросил своего знакомого из полиции найти меня.

А, с другой стороны, за что бы полисмены меня задержали? Что я нарушила? Ничего. И задерживать не за что!

Ну, проверили бы документы, и поехала бы дальше. В любом случае, до Шинды, куда я взяла билет, не доехала бы. Вышла бы в Пересвете, и ищи меня, Анадар, сколько хочешь. Всё равно не найдёшь!

«Не нужны мне твои навязанные чувства! И так обидно, что ни слова об этом не сказал, позволив практически влюбиться в тебя! Живи своей жизнью и оставь меня в покое!» — закипала во мне боль и жалость к самой себе.

Я всхлипнула раз, другой. По щекам потекли горькие слëзы.

Женщина тут же села рядом и обняла, прижав к своей необъятной груди.

— У-у-у! — вырвалось из меня. И себя жалко, и Анадара, и нас с ним вместе.

— Сирота, значит? — по-своему поняла мои рыдания госпожа Харм.

Продолжая завывать, я только утвердительно покивала.

— А сейчас-то куда едешь? Есть, куда головушку свою бедовую приклонить? — продолжала расспрашивать она.

Я отрицательно помотала головой, ещё немного повыла, а потом отстранилась, вытерла щёки руками и, не поднимая заплаканных глаз, сипло ответила:

— Нет. Просто купила билет куда подальше.

Госпожа Валенсия пересела на своё место и, достав из сумочки платок, протянула его мне.

— А до куда у тебя билет?

— До Шинды, — я приняла платок и принялась вытирать слëзы.

Женщина хмыкнула:

— Так ежели это тебя ищут, не доедешь ты до неё.

Я тяжело вздохнула.

— Знаю. Только я туда и не поеду. Выйду раньше и ищи-свищи ветра в поле.

— Всё продумала, значит? — покивала головой госпожа Харм.

Я неопределённо пожала плечами.

— А Вам когда выходить? — решила сменить тему, чтобы не завраться окончательно.

— Так на следующей станции. Там короткая остановка, минут на пять. Стародворье называется.

«Лоточная, Стародворье, Пересвет», — вдруг вспомнилась схема остановок на двери купе проводницы. Вчера ходила к титану за горячей водой, а он ещё не нагрелся. Вот и рассматривала схему, пока ждала.

— Мне дальше, — я решила не озвучивать, на какой станции буду выходить.

Неожиданно женщина обрадовалась:

— Ну вот и поможешь мне сумки спустить, а то боюсь не успеть за пять минут.

Она кивнула на свои баулы.

— Ой, а как же Вы их дальше потащите? Они же тяжёлые! — я усиленно поддерживала разговор, уводя свою попутчицу от разговоров о «моей» несчастной судьбе.

— Так меня сынок встретит. Он у меня большой, сильный, ему эти сумки, как тебе пёрышко.

Женщина переключилась на разговор о своём сыне, который, хоть и взрослый, а до сих пор не женат, и о хозяйстве, которого у них столько, что требует ухода с утра до вечера.

— А что ж он не женится? — спросила, когда попутчица замолчала.