Бекетт нагнулся через мое плечо, и его рука скользнула по спинке стула. Я наблюдала, как он внимательно изучает скетчи.
– Расскажи, что у нас происходит?
Я покопалась на столе, чтобы найти то, что я искала.
– Кира с Райдером вернулись в свое время. Она злится, что он помешал ей убить того человека. Извращенец сидит в тюрьме, но ей кажется, что этого мало. Она считает, что он не достоин жить, но… Где-то глубоко она понимает, что так не может продолжаться. Так больше нельзя.
Я бросила на него взгляд, чувствуя, как дурацкие слезы снова подкатывают к горлу.
– Что произойдет дальше? – прошептала я. – Он сказал, что есть и другой путь. Какой, Бекетт? Я его не вижу.
– Он говорит Кире, что она сама себя этим убивает, – мягко произнес Бекетт. – Что чувство вины будет пожирать ее заживо, пока от нее не останется одна лишь ненависть.
Он посмотрел на меня.
– Или не останется вообще ничего. Ни единого лучика надежды.
– Откуда он все это знает?
– Он сам переживал подобное. – Бекетт моргнул и перевел взгляд на страницы с рисунками. – Он не хочет, чтобы с ней произошло то же самое, что случилось с ним.
– А что с ним случилось? Какая история у него?
Растянутые в улыбке губы Бекетта напряглись.
– Однажды Райдер убил невинного человека. Случайно. Его отправили в прошлое, но в системе произошла ошибка. Оказалось, что его жертва вовсе не была извращенцем. Теперь сам Райдер стал преступником, и он отчаянно желает, чтобы кто-нибудь вернулся в прошлое и остановил его.
Я открыла рот, чтобы заговорить, но Бекетт продолжил сдавленным голосом:
– Но это невозможно, поэтому Райдер хочет помочь Кире. Он говорит ей, что в случившемся не было ее вины.
Он снова посмотрел мне в глаза в полумраке комнаты.
– Ее вины не было ни в чем из того, что произошло. Ни единой капли.
– Но это случилось у нее на глазах, – прошептала я. – Она стояла там, но не смогла этому помешать.
Он потянулся ко мне и положил ладонь на мою щеку, нежно проводя большим пальцем по коже.
– Он говорит, ему безумно жаль, что она должна нести на себе этот ужасный груз всю оставшуюся жизнь. Он говорит, что переложил бы его на свои плечи, если бы только мог.
В первый раз за много лет на моих глазах выступили слезы. Они покатились по моим щекам, касаясь его пальцев.
– Он и так взвалил на себя тяжелую ношу, – хрипло проговорила я. – Она тяжелее, чем ей следовало бы быть.
Бекетт покачал головой.
– Это не его история.
Он медленно снял руку с моего лица.
– Эта история – о ней. И она заслуживает того, чтобы обрести спокойствие.
Я вдруг почувствовала, как комок беспокойства, выкручивавший мои внутренности, начал расслабляться. Этого хватило, чтобы я наконец смогла сделать вдох – после того, как задыхалась в течение последних десяти лет.
Бекетт сделал шаг к матрасу.
– Нет, – произнесла я, вытирая глаза рукавом, после чего выключила лампу и встала со стула. – Ты не будешь спать на полу. Не сегодня.
Не дожидаясь возражений, я взяла его за руку и повела к кровати. Мы залезли на нее вместе и откинули одеяло. Я легла рядом с ним. Наши тела не касались друг друга, но я чувствовала его тепло.
– Доброй ночи, – проговорила я.
Он сделал длинный выдох.
– Черт побери, Зельда…
А в следующую секунду он притянул меня к себе и обнял за плечи.
К горлу снова подступили слезы, но я проглотила их и крепко обняла Бекетта в ответ. Так же крепко, как и он меня – и наши прикосновения стали доказательством того, что мы больше не одиноки.
16. Зельда
Этой ночью я спала хорошо и не видела кошмаров; проснувшись утром, я еще ощущала легкий след вчерашнего тепла. Открыв глаза, я увидела, что Бекетта на кровати уже не было. Я вспомнила: он говорил, что работает в канун Рождества. Курьерам предстояло до позднего вечера развозить предпраздничные покупки, которые люди решили сделать в последний момент.
Я обняла подушку еще крепче, вдыхая аромат Бекетта, как будто пытаясь наполнить себя его уверенностью. Запастись ей впрок для поездки в Филадельфию.
Кофе успел остыть. Я включила кофеварку, чтобы его подогреть, после чего пошла принимать душ и одеваться.
Школьный психолог постоянно меня об этом спрашивал, а я постоянно врала ему и говорила, что все нормально.
– Я чувствую себя нормально, – сказала я зеленой плитке в ванной.
Сейчас это было правдой. И, нужно признаться, довольно приятной правдой. В сравнении с неконтролируемой тревогой обычное «
– У меня все хорошо, – прошептала я, а потом оделась, собрала вещи и побродила по квартире, пока не пришло время ехать на Манхэттен.
«