– Тебе страшно, потому что он очень тебе нравится, – сказала я и начала отрывать от круассана длинные полоски поджаристой корочки.
– Да, но я слишком быстро с ним переспала. Обещала себе этого не делать, но мы не можем сдерживаться, когда оказываемся рядом.
– Я заметила, – проговорила я со слабой улыбкой. Вскрытие круассана закончилось плохо: я полностью растерзала этого беднягу. – Но это же здорово, Дар. Я очень рада, что ты счастлива.
– Я больше напугана, чем счастлива. А, может быть, я напугана из-за того, что я счастлива. Я не хочу все испортить, Зэл. Но в то же время… Не знаю, я не хочу себя сдерживать. Просто хочу попробовать, понимаешь?
– Пусть только попробует оказаться недостойным тебя, – сказала я.
– Недостойным меня? – переспросила она громким от удивления голосом.
– Да, – подтвердила я. – Если он тебя обидит, я надеру ему задницу.
– Зэл, ты лучше всех. Как твои дела? Мы еще увидимся до Рождества?
Несколько глотков кофе, которые я успела сделать, забурлили в моем животе.
– Скорее всего, нет. Я завтра уезжаю.
Я подвинулась на стуле и наклонилась ближе к столу.
– Слушай, Дар, если Бекетт не пойдет к Рою на Рождество, сможешь к нему заглянуть?
– Конечно! У меня есть план еще лучше, – сказала Дарлин. – Я не могу долго выносить свою семью, даже на Рождество. Так что после праздничного обеда собираюсь сходить куда-нибудь с друзьями, как в прошлом году.
По ее голосу я слышала, что она улыбается.
– Я правда хочу, чтобы Бэкс с Кайлом познакомились. В смысле, познакомились официально. И чтобы Кайл понравился Бэксу. Ужасно хочу, чтобы они оба друг другу понравились.
– Уверена, что так оно и будет, – проговорила я.
– Надеюсь. Ладно, мне пора бежать. С Рождеством, Зэл. Люблю тебя!
– Я тебя тоже люблю.
Я решила немного побродить по Сохо, чтобы закупиться рождественскими подарками. Меня сразу привлек музыкальный магазинчик. В основном там продавались инструменты, но один отдел в дальней части помещения был посвящен винилу. Я осматривала ряды пластинок, с отчаянием понимая: я вряд ли смогу выбрать из всего этого разнообразия что-то, что может понравиться Бекетту. Пока не дошла до стенда с буквой «S». По моему лицу растеклась улыбка, и я вытащила пластинку, не глядя на цену.
Но стоило мне выйти обратно на холод, как моя улыбка потускнела. Я еще не собрала вещи для поездки в Филадельфию. От одной этой мысли мою кожу защипало – словно в воздухе скопились электрические разряды, и вот-вот ударит молния. Мой поезд отходил в полдень на следующий день, и чем ближе было время отъезда, тем болезненнее и растеряннее я себя ощущала. Из путаницы моих чувств к Бекетту одно выделялось особенно ярко и кричало громче остальных: я хотела, чтобы Бекетт поехал со мной.
Благодаря ограниченному бюджету я быстро расправилась с покупками и к своему разочарованию обнаружила, что еще только семь. Я решила пойти в ближайший кинотеатр, чтобы набить рот попкорном, а голову – чьей-нибудь историей. Историей, которую я забуду, как только на экране пойдут титры.
После сеанса я побродила по магазинчикам на Таймс-сквер. Мне захотелось дойти до Рокфеллер-плаза, чтобы посмотреть на елку, но воздух был ледяным, а снег грозил начаться в любую минуту. Я сдалась и побрела к станции метро, чтобы поехать в Бруклин.
Когда я поворачивала ключ в замке нашей квартиры, на часах было уже почти одиннадцать. В комнате горели только гирлянды. Бекетт лежал на матрасе, завернувшись в синее одеяло, хотя сегодня была моя очередь.
– Ну, конечно, – улыбаясь, прошептала я.
Я всего лишь оказалась в одном помещении с ним, а мои нервы уже успокаивались. Возможно, у меня даже получится поспать.
Но прошел час, а я всего еще переворачивалась с боку на бок.
Я отбросила одеяло, прокралась к столу и включила лампу – так тихо, как только могла. А потом взяла ручку и бумагу, надеясь забыться в работе. Но в этой работе жило мое прошлое. В ней жили Розмари, я и мой кошмарный провал.
– Привет, – тихо произнес Бекетт.
Я вытерла нос о рукав.
– И тебе привет, – отозвалась я, не глядя на него. – Я тебя разбудила?
– Нет. Не могу заснуть.
– Я тоже, – сказала я. – Мне хотелось еще поработать перед отъездом, но… В этих дурацких рисунках слишком много всего переплелось.
– Слишком много чего, Зэл?
– В них моя семья. Розмари. Это все для нее. И для мамы. – Слова полились из меня потоком, прерываемым только судорожными вдохами. – Иногда мне кажется, что этой работой я сама себя наказываю. Каждый раз, когда Кира кого-то убивает, она не испытывает облегчения. Она лишь крепче привязывает себя к своей утрате.