Стань Звездой!

— Когда я усну, да? — спросил он, когда Зак, запнувшись несколько раз, пообещал вернуть ему крестик потом. — Я немного поспал сегодня днем, и видел сон…

Слова путались, Эрику казалось, он перескакивает с одной мысли на другую, пропускает целые фразы. Благо, сейчас это было даже на руку: и в фильме, и в книге, отрывок из которой Камерон зачитал ему вслух, Джон Коффи говорил именно так. Эрик медленно шел по выстроенным декорациям коридора, почти не обращая внимания на находящихся рядом сразу двух операторов. В руку повыше локтя впивались горячие пальцы Зака, слышалось его сбитое дыхание.

Хорошо, что Эрик много лет посвятил медитациям и прекрасно умел сохранять нужный душевный настрой. Потому что бутафорские наручники неприятно царапали кожу, а голова под силиконовой накладкой невероятно чесалась.А еще грим, превративший его в чернокожего, слишком яркий свет и необходимость показывать эмоции, когда Эрик привык их скрывать — было просто непонятно, как можно делать все сразу одновременно, и еще произносить текст с нужной интонацией.

Но у Зака, кажется, этих проблем не существовало. Застегивая ремни на его руках и ногах, он глотал слезы — совершенно настоящие. А потом встал напротив, посмотрел в глаза…

— Они все ненавидят меня… — прошептал Эрик, вдруг забыв обо всем, кроме боли в этих глазах. — Господи, как же меня ненавидят…

Заку пришлось стереть слезы рукой — с такой силой они брызнули из глаз.

— Что я могу сделать?.. — едва слышно прошептал он.

— Не надо мешок, — выдавил Эрик сквозь внезапный комок в горле. — Я боюсь темноты.

Зак посмотрел куда-то за его спину, дал кому-то невидимому знак. Эрик вздрогнул всем телом, когда почувствовал сквозь накладку на голове холодную влагу от губки. Пока Зак прилаживал ему на голову колпак от “старой замыкалки”, струйки воды текли по лицу Эрика.

 — Ему уже больно? — включили запись сопутствующих звуков.

 — Простите, что я такой, — выдохнул Эрик, с изумлением осознавая, как сильно бьется сердце. Будто он и вправду сидит на электрическом стуле, и это ему сейчас объясняют, что согласно законам Соединенных Штатов через его тело пропустят электрический ток.

Короткое рукопожатие, взгляд в глаза… Эрик мог поклясться, что Зака Камерона на сцене нет. Пол Эджком прощался с Джоном Коффи и пытался понять, что не так с этим миром, если приходится поступать подобным образом.

— Я в Раю… — прошептал Эрик, глядя на него. — Я в Раю, я в Раю… — и с изумлением услышал, как дрожит собственный голос.

Не отрывая от него глаз, Зак оттеснил плечом актера возле рубильника и сам взялся за ручку.

— Прощай, Джон, — сказал он одними губами, а вслух громко объявил — будто плюнул словами в зрителей: — Позиция два! — и дернул рубильник вниз.

С оглушительным щелчком сцена погрузилась в темноту.

Несколько секунд стояла оглушающая тишина, Эрик даже успел подумать, что провалил задание. А потом зал буквально взорвался. Когда свет включили, к ним бежала заплаканная ведущая.

А Зак — Эрик потрясенно смотрел на него, пытаясь понять, как такое возможно! — он снова был самим собой. Стер со щек мокрые дорожки и улыбался, обнимаясь с ведущей и целуя ее в щечку. У него даже исчезла припухлость с глаз!

Сам Эрик с трудом поднялся с кресла, хоть ассистенты успели снять наручники и колпак. Его еще потряхивало от пережитых эмоций.

— Парни, это было неподражаемо! — с чувством выдал ведущий. — И у нас для вас есть сюрприз!

Софиты метнулись в зал, освещая идущего по проходу человека.

Эрик едва не сел обратно в кресло, когда его узнал. А вот Зак обрадовался — шагнул навстречу, первым протянул руку.

— Это большая честь для меня, Том, — сказал искренне.

И Том — Том Хенкс собственной персоной — с теплотой похлопал его по спине.

— Я бы не смог сыграть лучше! — с чувством выдохнул он, а потом протянул руку и Эрику. — Жаль, Майк не видит, ему бы понравилось, — сказал он, тепло улыбнувшись.

На большом экране появилось фото улыбающегося темнокожего гиганта, а потом пошла нарезка кадров со съемок того самого  фильма, и фото самого маэстро Кинга, восседающего на “старой замыкалке”. Пожимая руку Тому Хэнксу, Эрик смог только коротко улыбнуться и сказал:

 — Это было трудно.

Зал снова взорвался аплодисментами.

* * *

В гримерке было прохладно и тихо. Кожу щипало от средства для удаления грима, а глаза — от до конца несмывшейся подводки. Ужасно хотелось в душ и… увидеть Зака. Удостовериться, что печаль и боль окончательно исчезли из всегда веселых синих глаз, обнять его, убедится, что он, Эрик, по-прежнему имеет на это право.

За всю неделю Зак ни разу ему не позвонил, но пару раз писал в мессенджере.

Вчера у них не было времени даже на минуту разговора не о предстоящем шоу, не говоря о чем-то другом. Уехав из клуба, они продолжили репетировать до глубокой ночи. И Камерон, сосредоточенный, серьезный, был настолько чужим и далеким, что Эрик даже не пошел за ним в сад, когда тот отправился на перекур.