Стандартное отклонение

— Ой, Крольчоночек, это я тебя разбудил? — сладко бормочет мне на ухо Тёмка, и я вмиг успокаиваюсь, не услышав ехидного «жёнушка».

Можно выдохнуть: никто не покусился на мою драгоценную свободу.

И слегка оскорбиться: а почему это он не покусился на мою драгоценную свободу?!

— Меняю воспоминания этой ночи на кружку твоего фирменного кофе! — как-то так сложилось, что после этой фразы мне уже заранее становится смешно, немного страшно и совсем чуть-чуть стыдно.

Артём же ловко выбирается из-под меня — годы тренировок сказываются — и выскальзывает из спальни. А я закатываю глаза и неохотно плетусь на кухню, где огибаю миску с кошачьим кормом, всё равно наступаю ногой на разбросанные Гертрудой по полу шарики, снова чертыхаюсь и щёлкаю кнопкой чайника.

А потом натыкаюсь взглядом на свою правую руку, где у основания безымянного пальца синей шариковой ручкой нарисован ободок, внутри которого каллиграфическим почерком выведена надпись «колечко».

— Артёёёём!!! — кажется, от моего крика даже стены дрожать начинают.

Вот же жлоб. Мог бы хоть дописать «с бриллиантом».

— Ты только не нервничай! — бодро начинает Тёмка, замирая в дверном проёме, ведущем на кухню.

Вы же посмотрите, котёночек меня боится!

И правильно делает.

Хорошо хоть не добавляет, что мне нельзя нервничать. А то мало ли чего я ещё не помню о прошедшей ночи.

Например, именно сейчас, глядя на его ничуть не выражающую вины широкую улыбку, я отчётливо вспоминаю, как мы стояли в зале регистрации и я нервно хихикала под аккомпанемент долгой и пафосной речи тётеньки напротив нас.

— Это она просто не может поверить своему счастью, — совершенно серьёзным тоном заверил работницу ЗАГСа Иванов, но я-то знала его слишком хорошо, чтобы понять, что сам он тоже сдерживал смех из последних сил.

А потом мы что-то подписывали. И забирали документы. И я угрожала рассказать всем, что он воспользовался моей слабостью и принудил к этому отвратительному поступку.

Артём кивал головой и со всем соглашался. Или это было только в зале регистрации? Пойми теперь разбери, всё как в тумане.

Да пропади пропадом эти коварные суши-бары.

Так, домой мы попали не сразу. Сидели в машине. А нет, не сидели — лежали.

Оу. Вау. Хмм.

Так, сделаю вид, что про это я не вспомнила. Как всегда красноречивый и подробный пересказ Артёма сойдёт за хорошую прелюдию.

— Всё вспомнила? — уточняет он, что-то определённо считав по меняющемуся выражению моего лица.

Посмотрите-ка на него, какой довольный! Всю статистику мне портит!

Ну ничего-ничего. Я ему тоже испорчу. Жизнь.

Ну и пусть за последние пару лет как-то наоборот всё получилось, и теперь он полон энергии, счастья и дурости, которая подталкивает его поддерживать мои пьяные идеи.

Посмотрим лет через десять, кто кого.

И только я хочу возмутиться — сама ещё не знаю, чему именно, потому что поводов оказывается слишком много, как внезапно появляются самые последние воспоминания.

Такие прям… как финальная вишенка на трёхъярусный торт нашей неадекватности.

Мы только вернулись домой после ЗАГСа и я терпеливо дожидалась, когда же Тёмка ляжет на кровать, чтобы забраться на него и уснуть.

— А детей ты не хочешь завести? — спросил Артём, и из-за царящей в спальне темноты я не смогла увидеть, серьёзно он или придуривается.

Хотя по нему вообще никогда точно не скажешь.

— Не знаю. Мне нужно посоветоваться, — буркнула я, еле сдерживаясь, чтобы не заснуть, пока он копошился около кровати.

— С кем?

— Со статистикой. И с текилой.

— Ну лаааадно, — протянул Тёмка, наконец-то плюхнувшись на кровать. И замолчал. Нет, я, конечно, и сама хотела, чтобы он замолчал, но теперь это выглядело слишком подозрительно и совсем не в его духе.

А где же положенные мне «ути-пути, Крольчоночек, ну пожалуйста, поговори со мной»?

Ради кого я тут ерепенюсь, ради себя, что ли?

— Иванов!

— Да, Крольчоночек? — со смешком отозвался он.

— Я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь!

— Да как можно! Никогда! Я что, себе враг, что ли?

— Судя по последним событиям — да! — вообще-то я очень хотела врезать ему как следует, но бить лежащего под собой человека оказалось совершенно неудобно, а местами и неприятно.

Потому что все мои самые важные места оставались без тепла и поддержки его ладоней, пока он вяло пытался отбиваться.

Пришлось снова сдаться. Ну ничего, причинять моральную боль у меня всё равно получается лучше, чем физическую.

— Просто я вспомнил один очень забавный случай, — сказано это оказалось таким мурлычущим хитрым тоном, что я заранее почувствовала неладное и начала готовить ехидное фырканье в ответ. — Пару лет назад, после дня рождения кого-то из моих племянников, я перед сном спросил тебя, кого бы ты хотела больше: мальчика или девочку.

— И что же я ответила?

Пффф, понятно же, что я бы никогда не дала нормальный ответ на такой вопрос. Интересно, упомянула ли новую сумочку или призналась, что хочу сразу двух? Правда, не детей, а французских бульдогов.

Или пожелала что-нибудь пошлое? Или мир во всём мире?

Нет, последнее точно не в моём духе. Скорее уж весь мир к моим ногам.

И всё же?