Станислав Лем

19

О романе «Солярис» написано огромное количество статей.

Как любая неординарная работа, роман находил и восторженных поклонников, и ядовитых критиков, — попытки осмыслить и переосмыслить основные проблемы романа не прекращаются до сих пор.

В СССР первый отклик на роман оказался отрицательным.

В десятом номере журнала «Сибирские огни» за 1963 год критик Э. Зиннер опубликовал рецензию под названием «Маленькие люди в большом космосе». Наверное, полезно привести пару выдержек из этой рецензии.

«И, наконец, появляется первый живой обитатель спутника — Снаут. Маленький изнурённый человек с лицом, обожжённым солнцем. Кожа клочьями висит у него с носа и щёк. Читатель немного удивлён: он как-то иначе представлял себе внешность завоевателей космоса, он помнит фотографии Титова, Гагарина, и нарисованный Лемом портрет Снаута вызывает некоторое недоумение…»

И дальше: «В мире огромных катаклизмов, кричащих красок, невиданных очертаний мелькают крошечные фигурки ничтожных людей, охваченных паническим страхом, парализованных ощущением своего полного бессилия, фигурки людей, сошедших как будто только что со страниц ультрамодернистского “психологического” романа. Не верится, что эти ущербные люди могли создать удивительно умные и красивомощные машины и механизмы, могли проникнуть далеко во вселенную. Им ли управлять вселенной?»

В журнале «Молодой коммунист» Ю. Котляр тоже не преминул ущипнуть Лема:

«Неизвестное может быть всяким. Но как изображает писатель известное! Посмотрите внимательнее на героев “Соляриса”. Ведь это же люди, это же человеки будущего! И как мелко, как подло они выглядят — все трусы, и у каждого за душой гнусность. Самый симпатичный из них “всего только” довёл до самоубийства беззаветно любившую его женщину. Идея “Соляриса” удивляет и разочаровывает. Грубо говоря, она в следующем: “Человек — дрянь”»^{67}.

Тему неподготовленности коллектива станции (а значит — автора) к встрече с каким-то иным, совершенно иным, непостижимым, непонятным будущим продолжил и развил рецензент М. Лазарев.

«Уже сегодня, — писал он, — среди биологов, физиков, астрономов, космонавтов — среди тех, кто стоит у переднего края науки, можно найти примеры человеческой психики, хорошо натренированной для возможных встреч с явлениями, которые не сразу будут поняты и объяснены. Так стоит ли допускать, что люди эпохи глубокого звездоплавания, участники специально подготовленной научной космической станции окажутся психически менее устойчивыми, чем лучшие из наших современников?»^{68}

Оспаривать эти мнения — бессмысленно. Но нельзя и отмахнуться от вопроса: должен ли писатель, художник ограничивать себя какими-то искусственными рамками, установленными наукой или общественными условиями?

Наверное, нет. Сами судите, как выглядели бы романы «Трудно быть богом» братьев Стругацких или тот же «Солярис», если бы авторы рассматривали поставленные в них проблемы в рамках чисто производственных. Скажем, должны были бы работать разведчики-земляне в далёком государстве Арканар или сотрудники исследовательской лаборатории на орбите планеты Солярис? Чем отличались бы они в этом случае от многочисленных для того времени повествований о запуске новой домны или строительстве полярного туннеля?

«Я хотел прославить мужество и стойкость моих героев, — отвечал на все эти нападки Станислав Лем, — которые вопреки всему остаются на чужой планете, чтобы понять и познать Океан, познать Неизвестное. В этом долг учёных, в этом их человеческая привлекательность. Мне кажется, что всё это вполне ясно высказывает один из героев “Соляриса”, умнейший Снаут: “Мы принесли с Земли не только дистиллят добродетели, героический монумент Человека! — мы прилетели сюда такими, какие мы есть в действительности… “»^{69}.

Впрочем, на всех не угодишь.

Леонид Леонов (1899–1994), например, отмечал:

«То, что называется “странным миром”, не должно быть полностью придуманным, лишённым абсолютного чувства реальности. А такие надуманные концепции всё чаше появляются в литературе. Пример — “Солярис” Станислава Лема». И делал несколько неожиданный вывод: «Поэтому он — фантаст, но отнюдь не художник»^{70}.