– Представь, что ты на вершине утеса. Стоишь на краю обрыва и смотришь вниз на Оркенфьорд. Сосредоточься на волнах. Смотри на них через игольное ушко, Лей-ли. А теперь падай.
Через секунду – в мгновение ока – перед ней появляется Лейда. Держится за голову, словно ударилась об пол. Маева потрясенно вздыхает.
Лейда бросается в ее объятия, вцепляется в нее со всей силы.
– Не отпускай меня, – шепчет она. – Никогда больше не отпускай.
Это самая искренняя, самая нежная просьба из всех, что доводилось слышать Маеве.
– Не отпущу. – Она снова и снова целует дочь. – Но ты должна пообещать сохранить все в секрете. Не говори папе.
– Я даже не знаю, что говорить…
– Дай слово, что никому ничего не расскажешь. Никогда.
Чуть отстранившись, она пристально смотрит на Лейду. Малышка кивает, а потом сразу хмурится. Ее глаза как две луны. Она глядит на лоскутное одеяло, как бы стекающее со стола на пол и окружающее их двоих розовым морем, составленным из кусочков причудливой формы, почти прозрачных и тонких, словно бумага. Швы из красных стежков разбегаются во все стороны вереницами муравьев.
– Что ты шьешь, мама?
Слова встают комом в горле.
– У нее снова выросли волосы!
Маева погружается в дочерние объятия.
Розовое одеяло окружает их, как бесконечное море.
Мышонок
Он прижимается лбом к деревянной обшивке, наблюдает сквозь щелку в стене.
Его единственный мышиный глаз видит, как девочка исчезает в досках пола.
Она что-то другое. Не человек.
Он весь дрожит, его тоненький писк не слышен никому.
Его клетка из тонких мышиных костей вот-вот рухнет. Воды колодца судьбы текут по стволу Великого дерева, разливаются по всем мирам, по всему времени. В тайной пещере сестер, в коконе из паутины, пробуждается его истинный облик.
Пятый узелок
Питер отправился на рыбалку еще до рассвета. Она наблюдала, как он садится на лошадь и едет прочь со двора. Ей так хотелось выбежать ему навстречу – так отчаянно хотелось к нему прикоснуться, поцеловать, высказать ему все, что она о нем думает, – но она сдержала себя и осталась на месте, ничем не выдав своего присутствия. Ей нужно было увидеть Маеву Альдестад своими глазами. Она ждала, наблюдала за домом – не появятся ли признаки жизни, – потом осторожно подобралась к крыльцу. Бесшумно поставила на верхнюю ступеньку стеклянную банку и вернулась в укрытие за деревьями. Сентябрьский ветер носился над лугом, разнося ароматы коровьего навоза.
Она видела, как его беременная жена чуть не споткнулась о банку и нахмурилась, глядя на свою неожиданную находку. Она смотрела на эту женщину и ощущала жгучую зависть. Огненно-рыжие кудри. Высокие скулы, полные губы. Широко расставленные глаза.
Женщина обвела взглядом луг, явно недоумевая и пытаясь понять, кто мог принести эту банку и оставить ее на крыльце.
Женщина медленно наклонилась, с таким большим животом ей пришлось скособочиться, чтобы дотянуться до банки и подхватить ее одной рукой. Она подняла банку к свету и поднесла ближе к лицу. Другой рукой она прикрывала живот, как бы защищая еще не рожденное дитя.
Внутри банки, прилипшая к стеклу, лежала огромная пиявка, раздувшаяся от крови.
В тот же миг жена Питера согнулась пополам и уронила банку. Звон разбившегося стекла разнесся пронзительным эхом над лугом. Женщина пошатнулась и рухнула на колени, прямо на острые осколки.
Что было
Низко склонив голову, Питер помогал разгружать траулер, пришедший с уловом лосося. Другие рыбаки работали молча, их обычная грубоватая веселость разом сошла на нет, как только он появился на пристани.
– Альдестад! Ты вернулся. – Питер поднял глаза и увидел стоявшего перед ним Ганса. – Скажи сразу, правдивы ли слухи? У вас в семье пополнение? – Ганс говорил тихо, понизив голос почти до шепота. Он протянул Питеру забинтованную руку.
Питер вопросительно приподнял брови:
– Где-то поранился?