Становясь Лейдой

– Тюлений палец. – Ганс пожал плечами и протянул ему другую руку. – Но речь сейчас не обо мне… Ты давай говори, тебя можно поздравить?

Питер секунду помедлил, затем пожал руку Гансу, благодарный за его искренний интерес.

– Takk skal du ha. Мы еще никому не сказали, но да. После долгих и трудных родов у нас появилась дочурка. – Он произнес это тихо, чтобы больше никто не услышал.

Ганс улыбнулся:

– Наверняка настоящая красавица, как ее мать.

Питер улыбнулся в ответ:

– Да, так и есть. Она само совершенство. Но я отец, я пристрастен. – Он старался не думать о синей коже своей новорожденной дочери. Синева поблекнет, пройдет.

– Это правильно… так и должно быть. – Ганс рассмеялся, продемонстрировав кривые зубы. – Мне уже не терпится познакомиться с новым членом семьи.

Чтобы скрыть смущение, Питер поднял сеть с пойманной рыбой, чтобы вывалить улов в бочку, стоявшую на причале.

Ганс схватился за другой край сети, чтобы ему помочь. Его лицо стало очень серьезным.

– Ты счастливчик, Альдестад. Не всем так посчастливилось.

Питер не сводил глаз с бочки. Ты бы так не говорил, если бы увидел ее. Несколько рыбин вывалились из бочки и забились на земле, отчаянно стремясь в воду.

– Ты о чем? – Он наклонился, поднял выпавших рыбин и бросил их обратно.

Ганс быстро глянул через плечо и придвинулся ближе к Питеру:

– Нильс Иннесборг… его жена, Марен. Пять дней назад у нее начались преждевременные роды… Сегодня утром она умерла.

Питер потрясенно застыл. Пять дней назад: в тот же день, когда родилась его дочь.

– А ребенок?

– Умер вчера ночью. – Ганс посмотрел ему прямо в глаза. – Послушай дружеского совета: не хвались своей радостью, не выставляй ее напоказ. Где горе, там гнев. Особенно если речь идет о человеке такого высокого положения. Он будет искать виноватого. Я очень надеюсь, что это будет не ваша семья.

– Не понимаю. Кому придет в голову обвинять ни в чем не повинного ребенка в смерти другого младенца?

Ганс положил руку Питеру на плечо.

– Не ребенка, Питер. Маеву. И старую heks[42], принимавшую роды у обеих женщин.

Ее имя само сорвалось с языка, хотя Питер дал честное слово сохранить в тайне визит повитухи.

– Хельгу Тормундсдоттер? Но она же безобидная полоумная старушка.

Ганс примирительно поднял руки:

– Я-то согласен. Старая, тронутая умом. Страшная, как смертный грех. Но кто-то может задаться вопросом: почему твой ребенок выжил, а другой умер?

– Этого никто не знает и знать не может. Бог решает, кто будет жить, а кто нет. Только высокомерный безумец полагает, будто он может знать, что задумали боги… что задумал Бог.

Ганс ничего не сказал, но его взгляд был красноречивее всяких слов.

Питер вздохнул:

– Говори, Ганс. Я вижу, ты хочешь что-то сказать.

– Насчет Маевы… Я рад, что ты нашел свое счастье. Черт, я бы и сам женился на ней, если бы ты не нашел ее первым.

Питер густо покраснел, вспомнив, как он пытался прикрыть Маевино обнаженное тело, когда к острову подошел траулер Ганса. Как Маева погрузилась в воду, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Слава богу, это был Ганс – человек, с которым Питер дружил с самого раннего детства, – а не кто-то другой. Иначе оркенский магистрат забрал бы Маеву под свою опеку до выяснения всех обстоятельств и наверняка отправил бы ее либо домой, либо куда-то еще, чтобы с ней разбирались другие. Ганс все понял, как только увидел Маеву. Ее огненно-рыжие волосы и жемчужно-белую кожу. Ее зеленые глаза. Маева была воплощенное совершенство. Похоть Питера обернулась любовью еще до того, как они с Маевой сошли на оркенский причал.

– Она здесь чужая, Питер. Ты ее встретил в тот день, когда затонул твой траулер. Когда в море погиб человек. Это значит, что в нашей деревне к ней всегда будут относиться с большим подозрением.

– Необоснованно и несправедливо. Их суждения основаны только на страхе… Если бы они узнали ее получше, то изменили бы мнение. – Он смотрел в бочку с рыбой, чувствуя, как на глаза наворачиваются злые слезы. Она немного другая, только и всего.

Ганс похлопал его по спине:

– Возможно, ты прав. Но как им узнать ее лучше, если она вечно прячется в доме и никуда не выходит. Тебе надо скорее крестить дочку. – Питер начал возражать, но Ганс поднял руку, призывая его замолчать. – Теперь это закон: ребенка надо крестить не позднее чем на восьмой день после рождения. Пастор Кнудсен уже спрашивал о тебе. Ему надо понять, на какой день назначить крещение. Я знаю, что ты не такой уж ревностный христианин… – Питер вновь покраснел. – Если по правде, я тоже. Но тебе надо крестить ребенка. Хотя бы только затем, чтобы пресечь слухи и домыслы о твоей жене и дочери.

Питер знал, что Ганс прав. Но надо еще убедить Маеву. Что подумают люди, когда увидят наше дитя? Его плечи поникли.

– Будем надеяться и молиться, что после крещения все станет лучше. – Ганс помедлил, явно собираясь что-то добавить.

Питер принялся молча сворачивать сеть.

Ганс тихонько откашлялся, прочищая горло: