Становясь Лейдой

Мама резко поднимается на ноги, одеяло падает на пол. Наши взгляды встречаются. Он пошел за врачом. Не говоря ни единого слова, мы обе падаем на колени и принимаемся вытирать одеялом всю воду, натекшую на пол с моей кожи. Но чем больше я двигаюсь, тем больше с меня стекает воды – с рук и ног, со спины, с живота.

– Что со мной, мама? Почему я так сильно потею?

– Это не пот, девочка.

Я прекращаю вытирать пол и прижимаю руки к платью. Оно мокрое, хоть выжимай.

Чертов мерзавец.

– Мама… Я таю?

Она замирает. Я хочу, чтобы она рассмеялась и сказала: Таешь? Не говори глупостей! Но она не смеется, она берет мою руку, смотрит на линии у меня на ладони. Ее пальцы холодные, как ледышки.

– Я всегда знала, что это случится, но я думала, море позовет меня. Не тебя.

– Мама, не надо… Не надо так говорить. Ты меня пугаешь.

Она роняет мою руку и берет мое лицо в ладони. Ее шершавая кожа царапает мне щеки.

– Я не дам тебе исчезнуть, дитя. Мы обязательно что-то придумаем, да? – Морщины у нее на лбу как глубокие колеи на дороге, кожа шелушится сухими чешуйками. Пересохшие губы в кровящих трещинках.

– У тебя холодные руки, мама.

– Да, я знаю, дитя… Сейчас нет времени беспокоиться о таких пустяках. Нам надо вытереть пол и уложить тебя в постель, пока не пришел доктор.

– Но еще рано ложиться… Я не хочу спать.

– Лейда, не спорь со мной. Тебе надо лечь и укутаться в одеяла, чтобы они собрали всю влагу. Может, придется поставить горшок под кровать, если будет совсем сильно течь, да?

Я киваю. Скоро папа поймет, что я вся истекаю водой – или таю, – и он разозлится на маму. Я не знаю, за что. Но я почему-то уверена, что он обвинит ее. Я тянусь к маме, хочу обнять, но она подталкивает меня к лестнице.

– Иди к себе в комнату и надень шерстяные штаны. Ложись в постель и не вставай. Я принесу одеяла. Для начала сойдет, а потом будем думать.

Я поднимаюсь по лестнице, мокрые ноги скользят на ступеньках. У себя в комнате я раздеваюсь, бросаю одежду на пол. У меня такая горячая кожа, что мне страшно к себе прикоснуться. Я давлю рукой на живот. По нему текут капли воды. Я их вытираю, но на их месте тут же появляются новые. Вода течет у меня по ногам, будто дождь. Подо мной разливается лужа. Я надеваю шерстяные штаны, такие колючие на мокрой коже. Мама приносит ворох одеял, подкладывает их под меня. Я чувствую, как гудят ее мысли. Она заправляет мне за ухо прядку волос, ее пальцы холодны, как лед.

Папа приходит, когда я уже почти сплю – мне слышно, как внизу скрипит дверь. Постель вся промокла. Я лежу неподвижно и не знаю, что делать. Мама шепчет из соседней комнаты. Она слышит мои мысли, как тогда, у водопада.

– Делать нечего, Лейда. Лежи и жди.

Я откидываюсь на подушку. От звука падающих капель мне хочется писать.

Я слышу, как папа говорит гостю:

– Vil du ta deg en drink?[57]

– Нет, Питер, спасибо. Я не пью на работе. Чтобы не притуплять восприятие.

– Конечно, конечно. Пойдемте к больной?

Звук шагов на лестнице. Я закрываю глаза, притворяюсь, что сплю.

– Маева, милая… Доктор пришел.

– God kveld, фру Альдестад.

– God dag, доктор Якобсен.

– Hvordan står det til?[58]

– Bare bra, takk…[59]

– Нет, Мае, тебе нехорошо… Ей нехорошо, доктор.

– Спасибо, Питер. Я сам разберусь с пациенткой. Что ж, давайте посмотрим.

Я хочу встать с постели, но не встаю. Я прислушиваюсь, затаив дыхание.

– Так-так. Дышите. Теперь не дышите. Покажите язык. Гм. Ja vel[60].

– Что с ней, доктор?

– Вы не могли бы оставить нас на минуточку, Питер? Совсем ненадолго.

Я слышу папины шаги. Я зажмуриваюсь еще крепче и надеюсь, что он не зайдет ко мне в комнату. А потом чувствую его ладонь у себя на лбу. Я тихонько похрапываю, но его не обманешь. Он цокает языком.

– Ты вся горишь, Лейда… Ты тоже болеешь?

Я качаю головой – нет, не болею, – жар приливает к щекам. Папа садится ко мне на кровать и тут же подскакивает как ужаленный. Из постели льется вода.

– Какого черта? Лейда, лежи спокойно, не бойся. Папе нужно… О боже. Доктор Якобсен!

Доктор врывается в комнату. Рукава его рубашки закатаны до локтей, очки съезжают на кончик острого носа. По сравнению с папой он кажется карликом, его взгляд мечется из угла в угол, будто он опасается, что на него нападут. И моя мама его так боится? Мне он вовсе не кажется страшным. Папа зажигает свечу и подносит ее к моему лицу. Я моргаю. И улыбаюсь. Папа хмурится. Потом наклоняется, опускает свечу и светит под кровать.

– Что такое, Питер? Что вы так разволновались… Что за черт?

Я наблюдаю, как папа и доктор садятся на корточки и смотрят на огромную лужу, что растекается у меня под кроватью. Доктор Якобсен снимает очки и наклоняется еще ниже. Он принюхивается, окунает в лужу указательный палец и подносит его ко рту. Его брови ползут на лоб.

– Ох, батюшки. Откуда…

– В последнее время у нашей дочери появились проблемы с мочевым пузырем. Наверное, из-за какой-то инфекции.

– Нет, Питер. Это не моча. Прозвучит странно, я понимаю, но это морская вода.