– Это надо было сказать еще несколько лет назад. Она не твоя…
У папы срывается голос:
– Она мне жена, а значит, она моя.
– Я говорю о ребенке. – Хильда вновь медлит. – Глупо связывать всю свою жизнь с тем, что никак не твое. Никогда твоим не было и не будет. Ты не согласен?
Папин голос превращается в хриплый шепот:
– Ради богов, Хильда, ты сама не знаешь, о чем говоришь. Маева никогда бы… – Он умолкает, не договорив. – Я пришел к тебе за помощью. Так помоги мне, черт возьми. Пока я не совершил что-то непоправимое.
– Нет никаких амулетов и заклинаний, которые справились бы с такой чистейшей магией. Мои способности меркнут в сравнении с этой силой. Я могу лишь сплести защитную сеть вокруг Лейды. Клетка, которую я ей дала, привяжет ее к тебе, даже если Маева решит уйти. С дочерью или без дочери. Но я тебя предупреждаю: подумай как следует. Это заклятие неизбежно будет иметь последствия, которые даже я не сумею предвидеть. За колдовство надо платить, и обычно цена высока.
Я быстро встаю. Клетка и куколка падают с моих колен на траву, ударяются о стенку шатра. Я поднимаю клетку, проверяю, не раскололся ли кокон. Он вроде бы целый, висит, прилепившись к жердочке, где должна сидеть птица. Просунув палец сквозь прутья, я трогаю кокон. Он мягкий, как стебелек молочая. Интересно, что будет, если его расковырять? Существо внутри погибнет?
Звенят бусины полога на входе в шатер; папа выглядывает наружу:
– Лейда, что ты делаешь?
– Жду, папа. Как велела та тетя.
– Может быть, подождешь на причале? Посмотришь на корабли? Нам все равно надо в ту сторону на обратном пути. Встретимся у маяка через пару минут.
– Мама велела не отходить от тебя ни на шаг. Что она скажет, если узнает? А вдруг я потеряюсь?
– Нет, Лей-ли, ты не потеряешься. Ей вовсе не обязательно знать, что ты гуляла сама. И ты уж точно не пропустишь маяк, его хорошо видно отсюда. – Он указывает на причал у подножия холма. Да, маяк хорошо виден: высокий, раскрашенный красными и белыми полосами. – Ты же сможешь спуститься на пристань сама? Это же так интересно! Твое первое самостоятельное приключение! Да и идти совсем недалеко. Иди к маяку и ни с кем не разговаривай по дороге. Когда дойдешь до воды, начинай считать. Ты еще не успеешь досчитать до ста, а я уже буду рядом, честное слово.
Он улыбается, но как-то странно. В этой улыбке нет радости.
Я медленно киваю. Он гладит меня по голове и исчезает в шатре.
Я прижимаю плетеную клетку к груди, слезы встают комом в горле.
Я прохожу мимо сгорбленной старухи. Она на миг прерывает вязание и, прищурившись, глядит на меня. У нее голубые, льдистые глаза. Я откуда-то знаю эти глаза. Я стараюсь быстрее пройти мимо.
– Девочка. – У нее скрипучий и хриплый голос, как у старой жабы. Я замираю на месте и оборачиваюсь. Мама велела не разговаривать с незнакомцами, но эта старуха – никакая не незнакомка. У нее в руках толстые деревянные спицы, они тихо постукивают друг о друга.
Как иссохшие кости.
Она улыбается и вяжет, вяжет и улыбается. У нее нет зубов. Ее лицо – сплошные морщины и бурые пятна. Она вытягивает ноги под юбкой, и я вдруг понимаю: это та самая старуха, у которой нет ступней. Которая никогда не касается земли. Которую не видит никто, кроме меня.
– Что дала тебе эта
Я не знала, что она может говорить.
Она фыркает и хрипит:
– Она не дарит подарки, она лишь забирает. Будь осторожнее,
Я пячусь прочь от нее, спотыкаюсь и чуть не падаю. Ее слова несутся за мной вдогонку, ветер швыряет звуки мне в спину. Я слышу, как спицы-кости