Становясь Лейдой

Она указывает на стул. Папа послушно садится. Она теребит в пальцах сверкающий камень, висящий у нее на шее, потом встает на одно колено передо мной. Ее ожерелье колышется, словно плывет в воздухе. Я вижу, что это черная бабочка, застывшая в стекле.

– Я ждала встречи с тобой, малышка. У меня есть для тебя подарок.

– Для меня? Но откуда вы знали, что я приду?

– Я тебя видела в воде.

– Я смотрю в воду все время. Но вижу только песок. Иногда рыбку.

Она смеется и поднимается на ноги.

– Забавно, правда? Ведь я вижу то же самое. – Она походит к стене из тканей и раздвигает их, словно полог. – Надеюсь, тебе понравится мой подарок.

У меня внутри все обрывается, но вовсе не от восторга. Я сомневаюсь, что мне понравится ее подарок.

– Иди, Лей-ли, не бойся. Хильда сделает тебе подарок на день рождения. Разве это не здорово?

– Но почему, папа? Она меня даже не знает.

Папа встает со стула.

– Извини, Хильда… она недоверчива, как ее мать.

– Нет, Питер, она правильно делает, что осторожничает. Я для нее чужая.

– Иди, Лейда. – Папа подталкивает меня к стене из тканей. Хильда мне улыбается. Но только губами, в ее глазах нет улыбки. Мои ноги вдруг наливаются тяжестью.

– Жди здесь, дитя. Сейчас я отдам тебе подарок, а потом мы с твоим папой немножко поговорим, да?

Она исчезает за пологом из тканей и шкур. Папа подмигивает мне, но я вижу, что он весь вспотел.

– Тебе жарко, папа?

Он вытирает пот со лба тыльной стороной ладони.

– Нет, все в порядке.

Я ему не верю. Стою, покачиваясь на пятках, смотрю по сторонам. Смотрю и вдруг вижу множество глаз, глядящих на меня из складок материи.

– Что это? Почему здесь повсюду глаза?

Он смеется, целует мне руку:

– Все хорошо, малышка… они же мертвые.

Я не понимаю, что в этом хорошего.

Он показывает на пару глаз высоко на полке:

– Видишь… сипуха… Просто чучело. Вовсе не страшное.

Я подхожу ближе. Серо-бурая сова сидит на ветке, с которой свисает отрез синего шелка. Я медленно выдыхаю, чуть успокоившись.

– А вот и подарок!

Хильда держит в руке крошечную клетку, сплетенную из тонких прутиков. Я подхожу ближе – любопытство все-таки берет верх. Клетка пуста.

– Но там ничего нет… Или есть?

Сверкнув глазами, она наклоняется ко мне:

– Хороший вопрос. Тебе надо запастись терпением, чтобы узнать ответ. Видишь крошечный кокон на ветке? Следи за ним очень внимательно. И уже совсем скоро, может, еще до твоего дня рождения, из него выйдет прекрасное существо, самое красивое на свете.

– Бабочка. Я вижу их постоянно.

– Лейда! – Папа пожимает плечами, виновато глядя на Хильду.

Она смеется:

– Все хорошо, Питер. Она умная девочка, это видно. – Она вручает мне клетку. – Ты думаешь, будто знаешь, что там внутри, но подожди – и увидишь. Может быть, это будет бабочка. Может быть, нет. Может быть, это настолько загадочное существо, что ты даже не можешь его представить. А теперь выйди наружу, возьми подарок с собой. Смотри внимательно, нет ли каких изменений – волшебство уже начало действовать.

Я смотрю на кокон и не понимаю, что там может быть еще, кроме самой обыкновенной бабочки.

– Лейда, что надо сказать Хильде?

Я смотрю на папу. У него по виску стекает капелька пота.

– А как же материя, папа? Для моего платья на день рождения.

Хильда хлопает в ладоши:

– Конечно! Вы же за тем и пришли. Выбирай, милая, что тебе больше понравится. Можешь выбрать все, что захочешь.

Я широко раскрываю глаза:

– Все, что захочу?

Она стоит, раскинув руки.

– Все, что захочешь.

Проходят минуты, я брожу среди тканей и шкур, среди длинных веревок, завязанных в узлы с вплетенными в них птичьими перьями, бусинами и камушками. Я тяну за веревку – с тринадцатью узелками – колокольчики звенят, пока я их считаю.

Хильда говорит:

– Это не для детей.

Я хмурюсь, не понимая, зачем нужны колокольчики, если в них нельзя звонить. Хильда уводит меня в другой конец шатра, где я утыкаюсь лицом в какой-то пушистый мех. Она смеется, но тянет меня прочь. Папа топчется на месте, скрестив руки на груди. Я не знаю, что выбрать: тут столько всего! Я мечусь по шатру, словно курица по сараю. Наконец Хильда заставляет меня остановиться и протягивает мне отрез мягкой зеленой ткани.

– Может быть, эту? Она пойдет к твоим зеленым глазам. – Я морщу нос. Она тянется за другой тканью. – Я уверена, что таких ярких нарядов у тебя еще не было. Я права? – Она держит в руках отрез красного шелка, отливающего оранжевым на свету.

Я провожу пальцем по гладкой ткани.

– Какая красивая…

Она тянет руку к полке, увешанной тканями, и берет круглое зеркало с белой резной ручкой. Набрасывает мне на плечи кусок красного шелка и держит зеркало передо мной.

– Посмотри на себя. Тебе нравится?

Я с изумлением смотрю на девочку в зеркале. У мамы тоже есть зеркальце, но оно все неровное, и отражение в нем мутное. Это зеркало лучше. Зеркальная девочка глядит на меня большими сине-зелеными глазами – слишком большими для ее крошечного круглого личика. Красный шелк оттеняет ее лицо, отчего оно кажется призрачно-белым, почти прозрачным.

Я открываю рот, чтобы заговорить, и девочка в зеркале тоже открывает рот.