Становясь Лейдой

Маева бережно убрала Лейдины ручки под ткань и взяла дочку на руки. Лейда даже не шелохнулась, не открыла глаза. Ей было тепло и уютно в материнских объятиях. Снова стук в дверь. Маеву пробрал озноб. Прижимая к себе спящую малышку, она спустилась по лестнице. Кого нелегкая принесла в такой час?

Она открыла дверь, и на нее сразу повеяло холодом. На крыльце, сбившись в тесный кружок, стояли оркенские женщины. Биргит Вебьёрнсдоттер держала дочь за руку, подняв ее повыше, чтобы всем было видно. Маева отпрянула, загородив Лейду рукой, и наполовину прикрыла дверь.

– Фру Альдестад. – Вдова выжидающе замолчала, словно задала вопрос и рассчитывала на ответ.

Маева ничего не сказала. Но все равно не смогла скрыть досаду.

Биргит продолжала:

– Я показывала всем вчерашний Уннин ожог. Жуткие волдыри, и сегодня они еще хуже, чем были вчера.

Никакого «Доброго вечера», никаких извинений за поздний визит, отметила про себя Маева. Она хранила молчание, боясь сказать что-то не то.

Биргит подняла дочкину руку еще выше.

– Видишь?

– Ох, Биргит, да как же она не увидит? – проговорила Маргрит Хельмсдоттер, жена трактирщика. – У девочки вся рука красная, словно ее обожгло огнем.

Женщины закивали в знак согласия.

Биргит отпустила Уннину руку.

– Вот видите, дамы, я говорила, что она даже не вздрогнет.

– Мне очень жаль, – изумленно проговорила Маева. – Даже не знаю, что тут можно сказать.

Биргит поставила ногу на порог, не давая Маеве закрыть дверь.

– Можно было бы извиниться, что ты причинила такую боль ни в чем не повинному ребенку. Можно было бы признаться, что ты прокляла мою бедную девочку. – Она бесцеремонно шагнула вперед, оттесняя Маеву, и вошла в дом. Все остальные столпились у двери, но пока не решались войти. – Ты и это отродье, – она негодующе указала пальцем на Лейду, – наслали сыпь на мою Унну.

Маева потрясенно попятилась:

– Я ничего такого не делала. Почему вы вините меня?

Биргит прищурилась, выпятив нижнюю губу:

– «Ах, пастор Кнудсен, я невинная овечка. Я никогда не связалась бы с дьяволом и никогда не стала бы произносить его имя». – Она презрительно усмехнулась. – Унна все видела. Видела твоего полюбовника-волка. И как ты побежала к нему в лес.

Маева расправила плечи. Да как они смеют?!

– Мне очень жаль, Унна, что у тебя заболела рука. И мне очень жаль, что вы все проделали такой долгий путь на ночь глядя лишь для того, чтобы высказать беспочвенные обвинения.

Биргит выпрямилась в полный рост, стараясь казаться выше, но Маева все равно возвышалась над ней.

– Сколько же в тебе наглости, фру Альдестад. Проникнуть в нашу деревню по следам большого горя, притвориться женой бедного рыбака. Притвориться, что ты такая же, как все мы. Крестить свое дьявольское отродье в Божьем храме. – Биргит обернулась к остальным в ожидании поддержки, но женщины неловко топтались на месте и отводили глаза, явно смущенные дерзостью своей предводительницы. – Мы пришли к тебе, принесли угощение от чистого сердца, выполняя свой христианский долг, и так-то ты нас встречаешь, так-то ты отвечаешь на доброту?

Маева чуть сгорбилась:

– Но вы пришли без приглашения, ворвались в дом… обвинили меня, что я прокляла Унну…

Почувствовав, что Маева дает слабину, Биргит бросилась в наступление:

– Будучи христианкой, я прощаю тебя, но не прощу черную неблагодарность. – Она сделала женщинам знак, чтобы те вошли в дом и поставили свои горшки и кастрюли на стол. – Я хочу лишь одного: чтобы ты обрела Иисуса в сердце своем, Маева. И чтобы это дитя выросло в праведной вере и всей душой обратилось к Богу. – Она наклонилась над Лейдой. – Можно ее подержать?

Маева с трудом удержала проклятие, рвущееся с языка. Она еще крепче прижала к себе малышку.

– Она сегодня капризная… Я только-только сумела ее убаюкать.

Биргит усмехнулась:

– Да, материнство – нелегкое дело. Малые детки далеко не всегда милые ангелочки.

Маргрит кивнула:

– Хотя мы как-то справились, вырастили детей и, слава богу, все живы.

Биргит выразительно на нее посмотрела:

– Не все, Маргрит.

Наступила неловкая тишина, словно в комнате вдруг появился незримый дух Марен Иннесборг.

Двенадцатилетняя Унна проговорила по-детски невинно:

– Хорошо, что за это поплатится та, другая ведьма. Ее повесят, да, мама?

Пропустив слова дочери мимо ушей, Биргит подошла к камину.

– П-прошу п-прощения, – запинаясь, проговорила Маева. – Что она сказала?

Биргит обернулась к ней с улыбкой на тонких губах. В пляшущем свете свечи ее лицо казалось зловещим и хищным.

– Ты разве не слышала? Нильс Иннесборг ищет принадлежащую ей вещь – улику для подтверждения ее вины.

– Какую улику?

– Черную книгу, – небрежно промолвила Биргит. – С заклинаниями и проклятиями… книгу волшбы, которая будет служить доказательством, что она ведьма. Как только книга найдется, ее сразу признают виновной.

– В колдовстве? Но это нелепо. А как же суд? Как же свидетельства от… от…