Становясь Милой

Миссис Эйвери вздыхает так, словно все это для нее мелкое недоразумение, затем перекидывает волосы через плечо и смеряет Блейка столь же угрожающим взглядом. Атмосфера стремительно накаляется.

– Разве я не просила тебя не грубить матери?

– Мила, садись в пикап, – велит Блейк, шарясь за спиной в поисках моей руки, при этом не отводя взгляда от мамы. – Мы уезжаем.

Он тащит меня прочь, затем суетливо нащупывает ключи в кармане, продолжая крепко сжимать мою руку, будто смертельно боится отпустить. Голова кружится, в кармане все настойчивей вибрирует мобильник.

– Мила, тебе не кажется, что ты должна знать правду? – кричит миссис Эйвери, и в ее голосе слышны жестокие нотки. – Очевидно, за прошедшие годы твой отец нисколько не изменился.

Я упираюсь пятками в землю и высвобождаю руку из захвата Блейка. Черт побери, я должна разобраться, что происходит, и немедленно! Сердце колотится в груди так сильно, что, того и гляди, меня удар хватит.

Кидаюсь обратно к миссис Эйвери. Задрав подбородок и стиснув зубы, пристально заглядываю в темные глаза, так похожие на глаза ее сына.

– Расскажите мне, – требую я. – Немедленно.

– Мама! – умоляет Блейк и бьет рукой по машине. Глухой звон металла разносится по округе. – Не надо! Только не ты. Позволь мне самому ей рассказать!

– Мне не придется Миле ничего рассказывать, – холодно говорит миссис Эйвери. – Я просто ей покажу.

Она отступает, разрывая наш напряженный зрительный контакт, и достает из сумочки телефон. Разблокировав устройство, тыкает на экран несколько самых долгих секунд в моей жизни, затем показывает его мне.

– Вот, Мила.

Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.

Кровь стынет в жилах так стремительно, что подгибаются колени, и я едва не падаю от внезапной дезориентации. Однако успеваю прочитать слова на экране до того, как они расплываются перед глазами до такой степени, что теряют всякий смысл.

«ЭВЕРЕТТ ХАРДИНГ И ЛОРЕЛ ПЕЙТОН ПЕРЕНОСЯТ СВОЙ РОМАН С ЭКРАНА В ЖИЗНЬ».

Я отчаянно тру веки и вновь сосредотачиваюсь на экране – теперь взгляд исследует фотографию под заголовком. Она настолько увеличена, что можно разглядеть чуть ли не каждый пиксель, тем не менее сложно отрицать правду: в темном углу ресторана сидит папа и, обнимая за талию, прижимает к себе Лорел, их губы плотно соприкасаются. Они не в костюмах. Не на съемочной площадке. Это не репетиция сцены.

Это мой папа, который страстно целует другую женщину. В реальной жизни.

– Похоже, народная мудрость все же верна, – говорит миссис Эйвери, опуская телефон. – Предавший однажды предаст не единожды.

Блейк вновь оказывается рядом, но у меня такое ощущение, словно я больше не контролирую собственное тело. Его голос звучит приглушенно, перед глазами все расплывается, руки онемели и дрожат. Смутно осознаю, что он тянет меня, пытаясь увести подальше от своей мамы, однако ноги буквально налились свинцом.

– Мила, ну же, – умоляет Блейк, его голос срывается. – Поедем куда-нибудь. Куда угодно.

– Мне… мне нужно домой, – хрипло выдавливаю я, усиленно моргая в попытке восстановить зрение. Все окружающее меня крутится, а я, совершенно потерянная, парю в невесомости. Мне едва удается различить очертания миссис Эйвери – она все еще стоит надо мной и наблюдает. Жужжание телефона становится громче и громче.

– Я отвезу тебя домой! – решительно заявляет Блейк, переплетая наши пальцы, и тянет меня сильнее. – Давай, садись в машину.

– Мила, послушай Блейка, – говорит миссис Эйвери, и ее голос смягчается, как будто она переживает за меня, несмотря ни на что. – Иди с ним. Пусть он отвезет тебя домой.

– Нет, – шепчу я, качая головой. Они не понимают. – Мне нужно домой!

Весь мир рухнул. Я не могу больше оставаться здесь, в Фэрвью, – нужно вернуться домой, вернуться в Калифорнию. Видели ли эту новость тетя Шери с Попаем? А мама? О боже, мама! Из глаз внезапно брызжут слезы, стекая по щекам горячими волнами.

Вырвавшись из хватки Блейка, я, собирая остатки сил, медленно отступаю от него и его матери. Сквозь слезы проступает какая-никакая картинка, и я вижу их лица. Миссис Эйвери сложила руки на груди, однако она покусывает нижнюю губу, а взгляд выражает нечто похожее на сочувствие – сочувствие того, кто полностью понимает боль предательства. Рядом с ней ее сын – смотрит на меня открыв рот. Выражение его лица теперь иное – темные глаза наполнены паникой, ибо мы оба знаем, что означает мое возвращение домой.

– Мила, постой! – произносит Блейк срывающимся голосом. Затем уже громче умоляет: – Не уезжай! Хотя бы не так!

Но я отворачиваюсь от него и убегаю.

Благодарности

Миллион благодарностей вам, мои читатели, за потрясающую поддержку Милы и Блейка еще до выхода их истории в свет, и за то, что помогаете мне на каждом шагу в моем писательском пути.