Становление

И когда Меридия уже открыла было рот, и роковые слова едва не сорвались с её губ, взгляд драконицы упал на Дитриха, который по-прежнему лежал неподвижно, раскинув крылья, едва-едва подрагивая лапами… а от его глаз по морде бежали две дорожки слёз.

И в этот момент Меридия обезумела от гнева! Да как же так?! Разве жертва Энгефиана — это жертва? Вальяжно потренироваться сотню лет, спокойно прийти, записаться на Турнир и выиграть его! Да, это труд. Да, это достойно уважения. Но что его страдания по сравнению с тем, что выпало на долю Дитриха? Расти быстрее других, постоянно подвергаясь за это насмешкам и клевете завистников. Ждать возможности только лишь увидеться почти пятнадцать лет. Сбежать из своего клана, пойти наперекор всему, пожертвовать всем, пробраться на Турнир, дойти до финала…

Меридию сейчас переполнял смертельный для неё Цвет. Пурпур, всегда избегаемый, всегда причиняющий боль, всегда губивший её… Но, к огромному удивлению Меридии, сейчас дававший ей силы. Силы сопротивляться. Силы сказать то, что она хочет сказать, а не то, что должна. О, она скажет. Она всё ему скажет! Скажет этому болвану, вбившему себе в голову и решившему, что так оно и есть! И ни разу он не соизволил поинтересоваться её мнением! Ни единого раза! И в это мгновение она услышала новый шёпот в своей голове:

— Говори смело, девочка. Это Пурпур. Я даю тебе силы отказаться. Ничего не бойся. Всё устроится. Но ты должна отказать ему вежливо. Нет его вины в том, что мы с Лазурью даровали ему такой характер. Он, в самом деле, многое сделал. Много совершил и много страдал. Он заслуживает уважения, даже если ты его и не любишь. Говори же, и ничего не бойся!

Меридия заставила себя отвернуться от Дитриха. Закрыла глаза. Глубоко вздохнула, возвращая контроль над собой. И, открыв глаза и переведя взгляд на Энгефиана, сказала:

— Дракон Энгефиан! Ты воистину совершил многое, чем вправе гордиться и ты, и весь твой клан, и даже мой отец. Ты честен, открыт, добр и благороден. Ты имеешь волю и силы преодолеть любое препятствие. Ты — тот, кого можно ставить в пример молодому поколению. Однако твоей просьбе есть одна неодолимая преграда: я тебя не люблю! И только по этой причине, ради того, чтобы мы через несколько лет не стали несчастными из-за этой ошибки, я отвечаю: Нет! Да смилуется над нами Лазурь!

И после этих слов в голове Меридии взорвался каскад боли. Ужасная мешанина Цветов захлестнула драконицу, крики, вопли, возмущение впивались ей в мозг, но она терпела. Она тоже это выдержит! Потому что ей нужен только Дитрих! Она права, и поэтому будет только так!

И внезапно боль ушла. Цвета, получив достойный отпор, сдались и перестали на неё давить. Она снова рискнула открыть глаза. Энгефиан всё так же стоял на одном колене, и в глазах его читались непонимание и обида. Трибуны молчали. Впервые за шестьсот лет, за все двенадцать Турниров его победитель получил отказ. Это было невозможно, нереально, это казалось дурным сном, как будто давно уже выученная мелодия внезапно исказилась и зазвучала так, что стала резать слух…

— Отказ победителю Турнира! — яростно прорычал кто-то. Все повернулись на этот голос как на спасительный маяк, словно надеялись, что он может всё исправить, что всё это окажется дурной ошибкой, что всё вот-вот снова пойдёт по привычной колее, — отказ победителю Турнира, — повторил хозяин голоса. Им оказался герцог Акримион, — какой позор, какая вопиющая…

— Достаточно, — ему на плечо положил руку Уталак, невесть каким образом сумевший пересечь весь стадион меньше, чем за минуту, — что произошло, то произошло. Не нужно устраивать публичного скандала. Пройдём в мэрию города Триниагос. Там мы спокойно обсудим случившееся. Уверен, четыре драконьих Хозяина как-нибудь сумеют возместить урон пострадавшей чести вашего клана…

* * *

Дитрих приходил в себя медленно, мучительно, словно выбирался из вязкого болота. Мысли в голове путались, вспыхивали непонятными образами, которые тут же угасали. Он с трудом разлепил глаза и прохрипел:

— Кто-нибудь… воды…

У его губ тотчас оказался кубок со спасительной влагой. Чьи-то мягкие, бережные, нежные руки приподняли его голову и начали поить. С каждой каплей воды в дракона возвращалась жизнь. И внезапно для себя Дитрих понял, кому принадлежат эти руки. Потому что в этот момент его драконья сущность, измученная, сломленная, проигравшая… дёрнулась внутри и бессильно взвыла от того, что всё кончено, всё потеряно… несмотря на все усилия, Дитрих проиграл.

— Как ты себя чувствуешь, милый? — ласково спросил такой знакомый и родной голос.