Становление личности. Избранные труды

Недавно я встретил одного священника и заинтересовался его случаем. Многие говорили мне, что он – человек с единственным мотивом в жизни: собрать деньги на постройку женского монастыря. Пока я не познакомился с ним, я не мог даже вообразить столь всепоглощающее доминирование этого одного мотива во всем его поведении.

Например, я должен был договориться с ним об аренде школьного зала для подростковых танцев. Он спросил, какой процент прибыли он получит для своего проекта монастыря. Я пытался обсудить с ним проблему досуга подростков; его это не интересовало. Я пытался обсудить межрелигиозное напряжение в общине, он и это отмел. На каждый гамбит в разговоре он отвечал: «Сколько я получу на монастырь?»

У него плохие отношения с людьми в городе, ибо он немилосердно преследует их ради денег. В его офисе находится большая картина предполагаемого монастыря, причем она не висит на стене, а стоит на мольберте, так что сразу бросается в глаза. Даже архиепископ, говорят, не очень благоволит этому проекту, потому что священника подозревают в том, что он расходует на свою цель часть приходских денег.

Как же можно объяснить это единство цели? Примем ли мы психоаналитическую интерпретацию, что сексуально подавленный холостяк нашел способ собрать вокруг себя женщин (монахинь)? Можно представить себе валидность этого объяснения, но я сомневаюсь, ибо других свидетельств сексуального интереса в его поведении нет, и он очень стар. Едва ли можно принять и гедонистическое объяснение, ибо он не только непопулярен из-за своей неприятной настойчивости, он в действительности не сильно продвигается вперед. Его поведение скорее наказывается, чем вознаграждается.

Возможно, лучшее, что мы можем сделать – это сказать, что его главенствующая страсть функционально автономна. Но не уходим ли мы тем самым от попыток объяснить его центральный мотив?

В данном случае, как и во многих других, мы просто недостаточно знаем об обсуждаемой жизни, чтобы прийти к ясному решению. С одной стороны, весьма навязчивая природа поведения священника ставит вопрос о том, не присутствует ли здесь невроз навязчивых состояний, приводящий к смещению какого-то желания с заторможенной целью (быть может, сексуального). С другой стороны, многие люди, вроде старого Фауста, нашли свой смысл жизни в каком-то ограниченном проекте схожего масштаба. В жизни этого священника проект может быть просто конкретным фокусом приложения религиозного мотива и стиля жизни. Может быть, мы должны принять это как способ сведения всех испытываемых им сложных жизненных влияний с его развивающимися потребностями и интересами в уникальном паттерне проприативного стремления. С этой точки зрения его мотив организации монастыря функционально автономен. В данном случае мы действительно не можем сказать, что тут лучше подходит («сублимация» или функциональная автономия), просто потому, что мы недостаточно знаем о жизни этого человека.