Станция Бахмач

— Пошли вон, черти, перевесите с одного борта и потопите судно! — надрывали они глотки.

Пароход шел медленно, все время пыхтя и свистя. С зеленых берегов возле местечка Канев, где с горы на нас смотрел белый памятник украинскому поэту Шевченко, на пароход вдруг невесть откуда посыпался град ружейных пуль. Капитан громко закричал:

— Полный вперед!

Мы пошли дальше вдоль живописных, но опасных берегов Днепра: миновали Черкассы, Кременчуг, другие города и местечки. Наконец, то тащась, то останавливаясь, мы прибыли в Екатеринослав, город, который князь Потемкин построил для своей царицы и любовницы — Екатерины.

Чужаком бродил я по красивому южному городу на Днепре. Ночью спал в Потемкинском парке, дни проводил в разных учреждениях с дикими названиями, простаивал в длинных очередях и пытался выяснить, куда ушел поезд с моей потерянной семьей.

Никто ничего не знал, ничто не обслуживало штатских — ни телеграф, ни почта, ни телефон, ни железная дорога. Все было занято военными. По широкому городскому проспекту двигались массы всадников казачьей армии Буденного. Они скакали прогонять врага из столицы Украины. На низкорослых сибирских лошадках тянулись нескончаемые вереницы конников, загорелых, покрытых пылью, дико и с любопытством глядевших по сторонам, бородатых, лохматых, чубатых, в косматых малахаях и папахах, несмотря на испепеляющее солнце, с ружьями и пиками, с кинжалами и отделанными серебром кавказскими шашками и ножами. Вместе с мужчинами ехали верхом их жены, такие же загорелые, запыленные, нетерпеливые и весело-воинственные, как их мужья; мощными голосами всадники пели свои протяжные дикие песни об Урал-реке, о боях и разгуле.

За Уралом за рекой
Казаки гуляли,
Хей-хей, бей, гуляй,
Казаки гуляли…

Городские служащие, неопытные новички, запутавшиеся в хаосе ежедневных новых законов и распоряжений, не знали, что делать с потопом людей и багажа, который все время прибывал с эвакуированных территорий.

— Мы не знаем, придите позже, оставьте нас в покое, — отвечали они из окошек.

После нескольких дней беготни от служащего к служащему я пробился к старшему. Выслушав первые слова моей просьбы, он остановил меня одним-единственным словом:

— Замкомпоэвакюг!

Я хотел было переспросить его, что значит это фантастическое слово. Красноармеец, стоявший на часах, приказал мне идти и не задерживать очередь.

С большим трудом до меня дошло, что это слово — сокращенное название должности заместителя комиссара по эвакуации Южного фронта, к которому мне следует обратиться с моей просьбой.

Сотни уже стояли передо мной в очереди к этому важному начальнику.

После нескольких дней ожидания я пробился к нему. Этот «замкомпоэвакюг» оказался всего-навсего молодым пареньком, с девичьими румяными щечками, поросшими светлым мягким пушком. Он сидел в фуражке, окутанный облаками махорочного дыма.

— Какой был номер поезда, на котором ваши уехали? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил я.

— А мне откуда знать, товарищ? — спросил он в свою очередь, со смехом выпуская изо рта дым. — Ищи иголку в стоге сена!

Я последовал его совету и стал искать иголку в стоге сена.

Я пустился наобум, вопреки всем законам и распоряжениям, вопреки всем доводам рассудка. Меня завертело в хаосе революции и Гражданской войны. Я ездил зайцем на крышах поездов, висел на буферах, устраивал себе укрытие в вагонах с каменным углем. Однажды молодой политрук, который доставлял лошадей для армии, подвез меня часть пути вместе со своими лошадьми. За это я зубрил с ним немецкие слова, которые он очень хотел выучить, но ему никак не удавалось их прожевать своим русским ртом. В другой раз мой поезд остановился посреди степи недалеко от станции Синельниково. Я точно не помню, было это у Синельниково-1 или у Синельниково-2, зато я помню, что поезд всю ночь простоял с погашенными огнями в чистом поле. Даже курить запрещалось. Всевозможные зловещие слухи разносились в темной ночной степи. Поговаривали, что железнодорожные пути перерезаны саботажниками, что из разбойничьего гнезда Гуляйполе на нас надвигаются банды, что атаманша Маруся, которую называли Маруся-босячка, приближается к нам со своими всадниками.

Несколько недель таскался я по прекрасной украинской земле: где дневал, не ночевал, где ночевал, не дневал. В Харькове я наткнулся на людей, которые уехали на киевском поезде. Они сказали мне, что моя семья должна быть в городе Сумы. Там я ее не нашел и направился в Полтаву, где, как предполагалось, она должна была быть. В Полтаве мне посоветовали ехать в другой город, в некое местечко Константиновград, под Полтавой. Наконец после двухмесячных поисков я нашел моих в этом местечке с длинным названием.