Станция Лихо

Я шла домой и думала, что теперь буду видеть сущности за каждым поворотом, что они будут выпрыгивать на меня, показывая кривые лапы и рога. А все шло так, как шло раньше. Просто теперь я стала видеть больше причин в этом мире.

Меньше всего нравилась причина запаха в магазине.

Я расстегнула куртку и повесила ключ на шею, давно хотела это сделать, но слова бабушки останавливали.

Меня обогнала компания на лыжах, я прислушалась к их разговорам. Один из них сломал лыжу и теперь хохотал во весь голос. На ровном месте сломал, даже сам не заметил, как это случилось. На кочку налетел, скорее всего.

– Не было на той дороге кочек, – ответил один из лыжников, – я же перед тобой ехал.

– Ну вот ты мимо нее проскочил и не заметил!

Я хотела подольше послушать препирательства незнакомцев, но позвонила бабушка:

– Ты куда опять пропала? – Она явно нервничала.

– Я возле дома, – поспешила успокоить. – Хотела на мост посмотреть, а его весь разобрали на реконструкцию.

– Еще бы, ты когда последний раз в лесу была?

Я улыбнулась.

В подъезде кто-то ругался, на пару этажей выше кричали друг на друга два женских голоса и плакал ребенок. Ругань закончилась, дверь закрылась, а ребенок продолжал плакать так же громко, как при открытой квартире.

На том же этаже жила бабушкина подруга, старая вдова Фрида, у которой никогда не было детей. Несчастная женщина, говорила бабушка, ей Бог дал все, кроме возможности иметь детей. А когда у бабушки было плохое настроение, то кляла она Фриду всеми чертями и лешими, каких только вспоминала.

Ребенок заливался плачем, и я не могла остановить себя, поднялась на пятый этаж посмотреть, может, у него дверь захлопнулась. На лестничной площадке никого не оказалось. Я постояла немного на этаже, в голове не было ни одной мысли. Открылась дверь в квартиру, на пороге стояла Фрида и вопросительно смотрела на меня.

– Тебе чего?

– Здесь ребенок плачет, – сказала я.

Фрида вздрогнула:

– Никто не плачет! Вали отсюда! – и захлопнула дверь.

Стало тихо. Ребенок замолчал, а по стене побежали чьи-то ноги, я видела следы, но не видела их обладателя. Я немного опешила от этого приветствия: Фрида никогда не позволяла себе так разговаривать с кем-либо. Даже в период, когда ходили по квартирам, продавали картошку, Фрида очень вежливо спроваживала таких дельцов.

Бабушка ждала меня возле двери, нахмурилась, когда увидела на груди ключ, забрала покупки и ушла на кухню.

– А у кого ребенок на пятом этаже? – Я уже знала ответ, что ни у кого, но хотелось вернуть себя в реальность этим вопросом.

– На пятом этаже нет детей, – ответила мне бабушка.

Вернуть не удалось.

– Там плакали, – сказала я.

– Пусть плачут, не трогай их, и они тебя не тронут.

– Они?

– Так, все, закрыли эту тему! – прикрикнула бабушка. – Я сколько раз тебе сказала, чтобы ты в это не лезла? Еще и на мост поперлась смотреть. Ты их по всему району собрать хочешь? Никто не плакал! По крайней мере, из тех, кого надо утешать.

Бабушку было уже не остановить, она грохотала посудой и ругалась на все, что только могла вспомнить. Домовой ушел в другую комнату, надоело слушать этот оркестр.

Надо пойти к Фриде и спросить про Лихо, решила я, раз у бабушки его упоминание вызывает «священный» ужас, может, ее странная подруга что расскажет.

– Зря-зря-зря, – закряхтел рядом домовой. – Зря-зря-зря, не лезь в это.

– Почему тот, кто что-то знает, либо боится говорить, либо не хочет?

– Потому что не стоит в это лезть, – пришла в комнату бабушка. – Живешь обычной жизнью, вот и живи. А эту всю дрянь не трогай. Дипломом лучше займись.

– Да сколько же можно повторять одно и то же? Я была там, я знаю, что это такое.

– Ничего ты не знаешь, – необычайно зло и тихо проговорила бабушка. – И не готова знать. Где бы ты ни была, обычным людям там не место!

Тень выползла из шкафа в прихожей и ушла на кухню, уводя за собой бабушку. А я осталась одна. Мне даже не с кем было это все обсудить. Друзей я так и не завела, блог вести не научилась, от людей шарахаюсь как на улице, так и в соцсетях.

А бабушка… Бабушка знает куда больше, чем говорит. И Фрида наверху тоже знает, кто плачет на лестничной клетке.

Последняя попытка, и я пойду докучать Фриде.

– Баб, поговори со мной!

– О чем угодно, только не об этом, – был ответ.

– Почему? Если ты хочешь меня оградить, то уже поздно, я сама в это попала.

– Потому что еще рано, потому что я не хочу передавать вам все это знание. Мать твою уберегла и тебя тоже уберегу.

– Баб, уже не убережешь… Я видела Лихо, я с ним боролась.

Бабушкино лицо посерело, она прижала руку к груди и медленно опустилась на табуретку, так вовремя подпихнутую домовым.

– Ба-аб, где твое успокоительное? – Я бросилась к всевозможным пузырькам. – Сколько капель?

– Десять.

Вся кухня пропахла валокордином, пока я трясущимися руками отсчитывала несчастные десять капель.

– Домовому дай понюхать.

Мы долго сидели в тишине. Домовой не двигался под столом, только периодически тяжело вздыхал. Бабушка катала по дну стакана оставшиеся капли успокоительного.