Станция плененных (СИ)

Двое — парочка, заметив меня, решают перебежать в другой вагон, пока машинист не объявил об отправлении. На их месте я бы, скорее всего, сделал так же. Нечего ехать в одном в вагоне с некой сомнительной личностью. Мало ли что. Еще двое мужчин, зашедшие через середину вагона, вряд ли знакомы друг с другом — они расходятся в разные стороны, занимая свободные места. Три девчонки лет двадцати с пакетами из шмоточных магазинов, игнорируя остальных пассажиров, громко обсуждают общего знакомого. И судя по выражениям, что слетают с их ярко накрашенных губ, друзьями они с ним не были.

Платформа пустеет.

Поезд стоит с открытыми дверьми еще минуту-другую, словно спрашивая у станции: «Точно ли все?». А после, двери закрываются. И поезд, дернувшись, начинает движение вперед. В очередной тоннель.

Вновь в темноту.

Фаза шестая — Первые

Находиться в тоннеле, в замкнутом пространстве вагона невыносимо тяжело. Душно, будто из вагона кто-то медленно откачивает воздух. Это угнетает и раздражает. Вокруг меня царит удушающая атмосфера. Разряженная. Чиркни спичкой — и все! Искра. Большой бум, все взлетит на воздух.

— Какого черта?!

Пузатому мужичку, посчитавшему меня аморальной личностью, не удается связаться с машинистом, и от прилива ярости его круглое щекастое лицо покрывается пунцовыми пятнами. Он немигающим взглядом впивается в отведенное для связи с машинистом место на стене — металлическую сетку приемника. Над круглой кнопкой написаны инструкции: «Нажмите и говорите». Коротко и ясно. Но сколько бы мужичек не жал на кнопку, добиться от машиниста ответа ему так и не удается.

— Черт!.. — восклицает он, с силой ударяя по приемнику ладонью.

Скорее всего, боль моментально пронзает все его тело, потому что в седеющую секунду он морщится и шипит, зажимая зудящую как от ожога руку между ног.

— Черт!..

Остальные пассажиры меньше подвержены своим эмоциям. Не предпринимая никаких попыток узнать, что произошло, они лишь пытаются поймать связь, стараясь поднять свои телефоны как можно выше, ближе к потолку вагона. Но все это бесполезно, связь с внешним миром для них утеряна.

И только я об этом знаю.

— Эй, ты! — Мужичек перестает ругаться с техникой и направляется в мою сторону. — Ты что-то знаешь!

На миг меня охватывает страх — меня раскрыли! Но мысль о том, что это просто невозможно, успокаивает меня. И внешне я продолжаю выглядеть непринужденно.

На меня устремляются взгляды всех застрявших вместе со мной в последнем вагоне пассажиров. Неприятно, но нужно держать лицо.

— Что я знаю? — спрашиваю я.

Тихо, без нажима.

— Не придуривайся дурачком! Ты что-то знаешь! — Мужичек оборачивается к остальным, у него учащается дыхание и пунцовые пятна, кажется, становятся ярче. — Он ведь странный! Только посмотрите на него! Сидит и ничего не делает!

Да, это, пожалуй, странно.

— Мужик, странный тут только ты, — говорит один из пассажиров. — Отстань от парня.

— Вот именно, — подхватывает другой, — голова и без твоих взвизгов раскалывается.

Пунцовопятный кипит от злости, а я перевожу взгляд с одних попутчиков на других. Должен ли я оправдываться в такой ситуации? Или хватит того, что за меня заступились?

— А я невпечатлительный, — все же произношу я. — Да и что, собственно, произошло? Стоим в тоннеле?..

Пожимаю плечами, мол, что в этом такого?

Подумаешь, стоим уже минут пятнадцать в тоннеле, и машинист не спешит успокаивать своих пассажиров обещаниями о скором отправлении. Что же в этом такого… криминального? Судя по выражениям лиц моих попутчиков, они тоже не видят в этом никакой проблемы, а пунцовопятный мужичек, истерично бьющий городскую собственность, в их глазах выглядит намного страннее бледного и молчаливого парня, не доставляющего им никаких проблем.

— Может, кнопка не работает? — слышу я со стороны.

Одна из трех девушек, тех, что еще недавно стирали подошвы своих туфель о кафельные полы торгового центра, поднимается с сиденья и направляется в сторону другого приемника, нажимает на кнопку, но… ожидаемо не добивается от машиниста никакой реакции.

— Не отвечает, — говорит она подругам и всем остальным.

И возвращается на место.

Мужичек, смирившись с тем, что никто не собирается внимать его словам — что очень даже зря — уходит в самый конец вагона и обиженным на весь мир пирожком забивается в угол трехместного сиденья. Пунцовые пятная на его лице еще долго не начнут бледнеть.

Стараюсь незаметно разглядеть других пассажиров и, пожалуй, впервые задаюсь вопросом: «А зачем мы, собственно, в этом тоннеле стоим?».

Вспоминаю, что в тот день было так же.

Логичнее всего было бы предположить, что за то время, что мы стоим в тоннеле, кто-то меняет направление путей. Или как это правильно называется? Смена путей? Мы ведь не можем ехать по тем же путям, что и обычные поезда подземки? Нам ведь нужно свернуть куда-то в сторону, что бы направиться в Клоаку? Все логично. Но неприятный зуд в затылке подсказывает, что все не так просто.

Поднимаю взгляд на вагонную камеру.

За нами наблюдают. В этом больше нет никаких сомнений. И, возможно, эта стоянка одна из целей наблюдений.