Станция "Самосуд" (СИ)

— Вот как! Да… Да, вы правы! Моим умом трудно понять, как можно с вашим происхождением восхищаться той эпохой! — резко развернулась она обвинительно глядя на ректора. — Вы же историк! Или вы просто игнорируете, что к южным магам во времена Первого совета относились хуже, чем к людям? Их даже простые, черные маги на работу не брали, а аристократия расценивала их как дикарей, которым не место в дивном обществе чародеев! Позор магического сообщества! — разорялась Илинея. Это было похоже на доклад оратора: четко, уверено, с расстановкой. Однако какой-либо заметной реакции не следовало. Ректор Вомин все так же сидел, откинувшись на спинку кресла, и с ноткой интереса наблюдал за представлением. — Или, может, вам напомнить про Южную экспансию, когда совет закрывал глаза на зверства в отношении местных жителей? Даже среди аристократов симпатия к политике Первого совета осуждается, а ведь только они и чувствовали себя нормально в то время! Диктатура родовитых богачей, пролившая столько крови, едва не уничтожившая целый культурный пласт! У них из хорошего были только связи с Империей Прелотов, и те построены на продаже рабов! — под конец речи Илинее уже не хватало воздуха. Ей было, что сказать, однако некому было это слушать.

Вомин лишь с важным видом кивнул и медленно, издевательски похлопал:

— Ну надо ж-ше! С-спус-стя четыре года, вы наконец-то с-сделали домаш-шнее з-садание! З-самечательная осведомленнос-сть, прекрас-сная подача! Но! Увы, вы опоз-сдали, з-садание я не приму, — он наиграно покачал головой. — А теперь покиньте мой кабинет так ж-ше быстро, как и на первом курс-се!

Едва открыв рот, девушка тут же его закрыла. Накатившая волна возмущения и понимания, что все выступление ушло в никуда, сбили весь настрой. Девушка развернулась и, кипя от злости, вышла за дверь, где за скромным столиком работала Ингрид. Она бегло глянула на зажатый в руке профессора лист и кивнула на него:

— Вас за этим вызывали?

Илинея глубоко вдохнула и поднесла список к глазам. Рыкнув «Черт!», она скомкала его, схватила сумку и, не глядя, закинула в большой карман.

— Крепись, Ингрид! — на выдохе произнесла она и ураганом вылетела из приемной, оставив девушку в неведении.

Впрочем, для понимания состояния Илинеи ей и не нужны были детали.

В квартиру колдунья забежала злая, как стая скальных врахов, разве что прохожих в общее гнездо не утаскивала. Сумку безжалостно кинули к стене, а сама девушка, разуваясь и раздеваясь на ходу, напролом шла к телефону, ибо лишь один человек в городе был способен выдержать ее гнев. Болеро с корсажем полетели на кровать, а многослойная юбка бесформенной кучей упала рядом со столом. В одних чулках и расстегнутой бежевой блузке она сидела на табуретке в прихожей и крутила номерной диск, набирая подругу. Шел четвертый час дня…

***

Утро Риды, несмотря на отпуск, началось довольно рано. На прошлой неделе Дориан-таки согласился вернуться в госпиталь и проходить лечение, как нормальный человек, и невыносимая жизнь Риды превратилась в невыносимо скучную. Илинея всю неделю пахала, света не видя и подумывая разработать ответное проклятье для учетного отдела, решившего базовый курс иллюзии для непрофильных групп впихать в один месяц. Компания нескольких общих знакомых, с которыми девушки иногда собирались, Риду не особо прельщала, ибо один на один с ними было довольно скучно, а с коллегами по работе Рида из принципа не общалась. Принцип этот назывался «будем честны, мы бы продали друг друга за один нинге». В офисе Риду не любили. Но, справедливости ради, стоит сказать, что офисники вообще никого не любили, в том числе, друг друга. Корпоративный дух не позволял.

Возможно, одинокий отпуск проходил бы гораздо веселей, если бы изначально не планировался совершенно иным образом. А теперь… планов не было, дом блестел, и Рида маялась бездельем, по привычке просыпаясь в восемь утра.

Она сидела на кухне, у дровяной печи, и лениво листала одну из старых книг бабушки. Как назло, та предпочитала мелодрамы, так что процесс шел медленно и, в принципе, существовал больше для создания вида и самообмана. Взгляд девушки то и дело останавливался, а потом вновь начинал бегать по тексту, перечитывая тут же забытые строки. Книга казалась ей столь скучной, что она невольно следила за всем вокруг, но не за сюжетом. Она ждала.