Станция Солярис

Внутренне собравшись, я шагнул вперед, поднял край шуршащей льдистой ткани – и меня буквально пригвоздил к месту направленный мне в лицо взгляд блестящих выпуклых глаз с влажными огромными белками, составляющими разительный контраст с темной кожей. Негритянка приподняла курчавую голову с большим приплюснутым носом и вывернутыми толстыми губами, подперла щеку мощной черной рукой и продолжала без всякого интереса смотреть на меня. Тело Гибаряна лежало, кажется, вплотную к ней, но я даже как-то не заметил его, вернее, не обращал на него внимания – взгляд мой был прикован к широкому круглому лицу «гостьи». Ее глаза были безучастными, но смотрели вполне осмысленно – с ней, несомненно, все было в полном порядке…

Наверное, нужно было что-то сказать ей… спросить… но я не мог решиться нарушить тишину. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза, и у меня от пота взмокла спина – а потом она протяжно и громко вздохнула, так что волосы мои зашевелились от этого вздоха, и опустила голову, покрытую иссиня-черными мелкими завитками, на сгиб локтя. Закрыла глаза – и ее огромное тело замерло.

Я выпустил покрывало иэ рук и попятился к двери, так и не посмотрев на Гибаряна. Мне почему-то хотелось оказаться сейчас как можно дальше отсюда, от этой холодильной камеры, от Станции, от Соляриса, забыть обо всем, как предлагал Снаут, и заняться каким-нибудь другим делом… А еще мне вдруг захотелось допить тот бокал, который, может быть, пока не успел допить Снаут.

Выйдя в коридор я, как робот, зашагал прочь от холодильной камеры, и воздух казался мне густым и горячим. Через какое-то время я набрел на маленький холл с надувными креслами и зелеными растениями, вьющимися по стенам и даже, кажется, по потолку. Я сел в кресло, вытянул ноги и закрыл глаза, всей спиной чувствуя свою мокрую рубашку.

Постепенно способность соображать вновь вернулась ко мне, и я, не в силах изгнать из памяти только что увиденное, вновь задал себе вопрос: почему эта черная Афродита не исчезла, как исчезли остальные?

Значит ли это, что сверзразумному гиганту тоже присущи забывчивость и рассеянность? Или дело в том, что один из объектов воздействия – Гибарян – мертв и присутствие «гостя» его уже никак не может беспокоить?

А если «гость» не беспокоит – не стоит, так сказать, и возиться с его уничтожением, возвращением в родную стихию…

«Гость», который не беспокоит свою невольную жертву, продолжает существовать…

Я резко встал и уставился в стену, пронзенный внезапной отчетливой мыслью. От этой мысли похолодело в груди, однако я не собирался заталкивать ее в глубины сознания. Да, надежда была слишком слабой, но ведь была же! Была!

Впрочем, очень часто надежды бывают обманчивы – это я успел узнать за свою жизнь.

Расхаживая от кресла к креслу, я думал о том, что если решусь осуществить свой замысел, то ни в коем случае не буду ставить о нем в известность ни Снаута, ни Сарториуса. Если, конечно, решусь…

Если…

Но в глубине души я уже знал, что не смогу отказаться от этой тени надежды.

4

Почти сутки я собирался с духом, раздумывал, но все никак не мог дать себе окончательный ответ: да или нет? Я не покидал свою кабину, пытался что-то читать, просматривал какие-то дискеты, просто сидел у окна, механически жуя консервы и запивая их крепким кофе. Ни кибернетик, ни физик на связь со мной не выходили, и я тоже не собирался их беспокоить своими звонками или визитами. На исходе красного дня я сказал себе: «Сейчас или никогда» – и отправился на ракетодром.

Я отчетливо помнил, что вывел ракету, в которой находилась та… первая Хари, на стационарную орбиту вокруг Соляриса высотой около

тысячи километров, и теперь, включив аппаратуру, первым делом ввел в компьютер необходимые параметры и поставил задачу определить местонахождение ракеты на данный момент.

Стартовая площадка была пуста. Контейнер, доставивший меня на Станцию с борта ушедшего к Альфе Водолея «Прометея», по-прежнему возвышался у дальней стены, там, куда я откатил его, готовя к запуску ракету… вернее, имитируя подготовку к запуску. Тогдашний мой ужас от увиденного, заставивший меня все-таки произвести запуск, теперь мог обратиться в свершившуюся надежду…

Компьютер быстро выдал результат расчетов – и все задрожало у меня внутри. Ракета по-прежнему была на орбите, ничего с ней не случилось… Она находилась в зоне радиовидимости и я мог прямо сейчас нащупать ее локатором и попытаться связаться по радио с той, которая, возможно, до сих пор…

Меня все еще продолжало трясти, когда я увидел светлую точку, медленно перемещающуюся по экрану. Включив связь, я пригнулся к микрофону и сиплым голосом произнес:

– Борт, это Станция Солярис, это Станция Солярис… – я сглотнул и продолжал: – Борт, отвечайте Станции… Отвечайте Станции…

Ответом мне была тишина, которую нарушал только еле слышный непрерывный шорох. Я провел языком по пересохшим губам и повторил:

– Борт, отвечайте Станции Солярис.

Только едва уловимый шорох – и больше ничего…